Душман. Последний выстрел
Шрифт:
– Есть два наряда вне очереди! – выкрикнул дневальный.
Он, молча, обошел строй вытянувшихся по стойке «смирно» бойцов, внимательно вглядываясь в их лица. Военнослужащие также внимательно следили за ним, стараясь угадать, кто он, бывалый боевой командир или обычный офицер, теоретически знающий современную войну по лекциям своих преподавателей.
– Кто из вас воевал? – задал он первый вопрос. – Бойцы, имеющие боевой опыт, пусть выйдут из строя на два шага.
Строй не шелохнулся. Лавров еще раз посмотрел на солдат, стоявших в строю и, выдержав небольшую паузу, распустил строй. Он прошел в свою комнату и сел за стол.
«Ничего себе спецназ, – подумал он. – Вот с такими необстрелянными бойцами мне предстоит совершить рейд в тыл противника. Да это самое настоящее самоубийство».
Он быстро переоделся и снова приказал объявить сбор. Когда группа выстроилась, Павел объявил о марш-броске.
– Мы что, салаги? Сейчас начнет гонять, как «сидоровых коз», – услышал он у себя за спиной.
Он резко обернулся, стараясь разглядеть говорившего, но тот, похоже, предполагал этот маневр командира и вовремя спрятался за спины товарищей.
Лавров бежал по пересеченной местности и, несмотря на свою вроде бы неплохую физическую форму, чувствовал, что его покидают последние силы. Позади него, тяжело дыша и ели волоча ноги, растянувшись метров на триста, двигалась его группа в количестве тридцати человек.
«Похоже, Павел, пока ты еще не набрал нужную форму. Ты только посмотри, прошли чуть более пятнадцати километров, а ты уже устал. По-видимому, нужно еще некоторое время, чтобы набрать необходимую физическую форму, – подумал он. – Одно дело просто бегать, другое, передвигаться по пересеченной местности в полной боевой выкладке. Жаль, что на все это отпущено всего две недели».
Лавров поднял руку, и все замерли на месте. Это продолжалось с минуту – другую, как считал он, этого было вполне достаточно, чтобы перевести дух и восстановить дыхание.
– Вперед! – снова скомандовал он, и группа, кое-как перебирая ногами, попыталась побежать вперед.
Оглянувшись, он заметил, что за ним двигается всего трое бойцов.
«Все ясно. Сейчас, можно делать все, что угодно: стрелять, уговаривать, но едва ли кто из этих солдат поднимется и двинется за тобой», – подумал он и дал команду отдыхать.
Минут через пять к нему подошел его заместитель, старший лейтенант Морозов.
– Командир! Еще далеко до зачетной точки? Ты же видишь, бойцы еле тащат ноги.
– Ты это серьезно, Морозов? Запомни одно, трудно в учении, легко в бою. Там в горах, поверь, все будет по-другому. Там все побегут, даже те, кто никогда в своей жизни не бегал. Там на финише будет ждать жизнь.
– Может, ты и прав, командир. Но мы пока не там, и поэтому насиловать людей не стоит. Многие из них никогда столько не бегали. Ты что, решил нас всех загнать насмерть?
– Ты мог бы мне это говорить, если бы я не бежал с вами сам. А ты спросил меня, мне легко? Мне тоже, как и вам, тяжело, я тоже давно не бегал, однако, в отличие от вас, не плачу. И впредь прошу тебя ко мне с такими просьбами не обращаться. Я тоже из костей и мяса. Поднимай группу, нужно двигаться вперед.
Морозов громко подал команду, и группа, проклиная все, а особенно командира, шатаясь и падая от усталости, снова двинулась вперед. Вскоре показался крутой склон горы. Бойцы остановились и с нескрываемым ужасом стали рассматривать гору, которую предстояло им взять буквально схода.
– Ну что, бойцы? Вон на той вершине нас с вами ждет отдых и плотный ужин. А теперь вперед, кто доберется, тот и отдохнет и поест. Кто не сможет сразу взять высоту, будет преодолевать этот подъем столько раз, пока не поднимется или не попросит помощи у своих товарищей. Задача ясна? Если всем все ясно, то вперед!
– Вперед! – скомандовал Морозов и первым бросился вверх по крутому склону. Вслед за ним бросились и остальные бойцы, матеря всех на свете. Склон поддался не всем. Несколько бойцов, достигнув половины склона, обессиленные скатывались к ногам стоявшего внизу Лаврова.
– Вверх, вверх! – следовала одна команда за другой, и бойцы, цепляясь окровавленными пальцами за острые камни, ползли вверх, проклиная себя за подписанные ими контракты с федеральной службой контрразведки. Когда последний боец кое-как поднялся на склон, Лавров устремился вслед за ним по склону горы. Первая половина пути далась сравнительно легко, однако стоило ему остановиться, как он почувствовал, что ноги налились свинцом и отказываются подчиняться. Сердце стучало где-то в районе гортани, и внутренний голос самосохранения не просил, а скорее требовал прекратить этот эксперимент над своим организмом. Пересилив себя, он снова устремился вверх и, достигнув вершины, упал на землю, тяжело дыша и хватая открытым ртом воздух.
– Ну, командир, ты даешь! – с восхищением произнес Морозов. – Ты двигался так быстро по склону, что можно было подумать, что ты двигаешься не в гору, а с горы. Где ты так научился преодолевать подъемы?
– Жизнь научила, Морозов. Жить захочешь, не только начнешь двигаться быстрее, но и полетишь. Я воевал в горах Афганистана и именно там овладел подобной техникой подъема. Насколько я знаю, нам предстоит воевать в Чечне, а там такие же горы, как и в Афганистане. Поэтому нужно тренироваться и тренироваться. Трудно в учении, легко в бою. Так, по-моему, говорил еще Суворов.
– Я не думаю, что там нам придется по-настоящему воевать. Они при виде армейских подразделений разбегутся, как тараканы, по своим аулам.
– А я, в отличие от тебя, в этом не уверен. Чеченцы – это горцы. Ты помнишь, сколько лет с ними воевали? Так и сейчас будет. Легкой прогулки у нас с вами не получится.
Морозов усмехнулся и посмотрел в сторону бойцов, которые, несмотря на смертельную усталость, прислушивались к их разговору.
– Командир! Не нужно сгущать краски. Ведь половина населения республики на нашей стороне. А ту маленькую горстку, кто против нас, мы уничтожим за несколько дней. Ты слышал, что сказал по этому поводу министр обороны? Так вот, он открыто заявил, что мы решим эту проблему одним полком ВДВ. Я сам слышал это по телевизору. А я, ему верю.