Душные бандиты
Шрифт:
— Да… Коммуналка — дело такое, — согласился Алексеев, не увидев ничего предосудительного в желании пожить в отдельной квартире хоть недолго. — Ну хорошо. А как ваши зубы? — гнул он свою линию.
— Зубы? — удивилась Мария Даниловна. — Нормально. Ах зубы! Вы имеете в виду, точно! Я же жаловалась на них! Вот голова дырявая! Ничего, не беспокоят…
— В поликлинику не обращались?
— Нет, — удивленная настойчивостью собеседника, ответила Сухова.
— Совсем-совсем? Ни в какую, ни в какую? — не верил опер.
— Да что с вами? Совсем! Ни в какую! А что, много их, что ли?
— Кто? — не понял Петруха. — Понятно, стоматологи!
— «Стоматологи»! — возмущенно передразнила Мария Даниловна. — Такое ощущение, что их нарочно, по фамилиям, набирали! Я запомнила — вы только послушайте: доктор Померанцев… Помереть в кресле хотите — ну тогда и обращайтесь на здоровье…
Алексеев засмеялся:
— При чем здесь «помирать»? Фамилия «Померанцев» — от слова «померанец», что означает «апельсин», горький плод вообще… Старое название… Типично искусственное образование — в церковной среде пару веков назад будущим священникам нередко давали благозвучные, с их точки зрения, фамилии взамен старых, не приличествующих духовным лицам… Нехорошо, к примеру, будущим пастырям быть… ну не знаю… Скоблей какой-нибудь… или Култышкиным…
— Ну, допустим, — нехотя согласилась собеседница. — А другие? Доктор Умрихин! Там же! — И, не давая Петрухе пуститься в этимологические дебри, уверенно продолжала: — Доктор Застенкер! А также доктор Лонгерман и доктор Некрутман! И в их же компании доктор Халявко! Хотите полечиться? Я — нет! Да, и еще доктор Малышко — целых два!
— Ну, Малышки-то чем вам не угодили? — развеселился Алексеев. — Нежно и трогательно. Я их видел — две милые сестренки, обе где-то под метр восемьдесят… А Халявко вообще замечательный врач — я сам только у нее лечусь!
— Еще кофе? — сердито перебила пристыженная хозяйка.
— Да, пожалуй, — согласился опер, уже сытый, но не задавший еще всех вопросов. — Хорошо, закроем зубную тему… А вот ответьте, пожалуйста: что вы делали вчера в шестнадцать двадцать две?
— Возможно… Ну, скорее всего, то же, что и в шестнадцать двадцать одну, — неуверенно произнесла Сухова.
— А именно? — напрягся опер.
— Думаю, что спала. Сморило как-то днем… Давление. Я такая чувствительная теперь стала… Магнитные бури за версту чую…
— За какую еще версту? Спали, говорите? Чушь! Вас видели на Садовой! Напротив «Океана»! Ну так как, вспоминаете или помочь? — Напряжение тяжелого рабочего дня дало себя знать: несвойственное обычно достаточно деликатному Алексееву раздражение выплеснулось наружу.
— А, возле «Океана»! — отчего-то просияла Мария Даниловна. — Ну, это-то я помню… На часы, правда, не смотрела…
— А куда тогда вы смотрели?
— Ну… на эту… сантехнику, с позволения сказать… фирменную… У ж так она мне нравится… Так бы сидела и сидела, будь все это у меня дома установлено… Но соседи эти идиотские… Ведь даже накопи я на эдакие комфортабельные удобства… Нет, не подумайте, у меня левых доходов нет! Но гипотетически… Накоплю, установим… Так они, гады, мигом все зас… Загадят, — добавила она тихо.
— Ох… — ужаснулся Петруха. — Ну вы и трепло! Извините за выражение… Хорошо, а в обувном, напротив, не были?
— В обувном — не была. Скажу честно. А что, надо было? Я тут удачно в «секонд-хэнде» ботиночки приобрела, недорого, и такие удобные, ну прямо по ноге… Натуральная кожа… Хотите, покажу?
— Нет, — решительно заявил Алексеев, но, заметив ее огорчение, мягко добавил: — Позже.
Они закурили, и Петруха напряженно размышлял: «Н-да… Если она и притворяется… Какая же хорошая актриса! Ни малейшей тени смущения, отвечает явно искренне, пытается вспомнить… А с реальностью как-то не согласовывается… Значит, одно из двух — или врет, или действительно это не она! Ну, теперь-то можно вот что предложить…» И он предложил:
— Мария Даниловна, я могу на вас рассчитывать? Сможете мне помочь?
— Безусловно, — кивнула та. — Ой, ну что ж вы не смотрели? Колечко было! Фу! Фу! Уф! — принялась она дуть, но уже безуспешно.
— Видите ли, — не обратив внимания на ее неуместную выходку, продолжал Алексеев, — совершено одно преступление, и мы подозреваем неизвестную пока особу ваших примерно лет…
— Да что вы говорите! — всплеснула руками Мария Даниловна, чуть не опрокинув пепельницу. — Быть не может! Седина в голову — бес в ребро? Да кто же из моих ровесниц решится! Хотя… может, бомжиха какая-нибудь? А что, вполне… На днях вот с соседкой на лестнице разговорилась… Господи! Из подъезда среди бела, можно сказать, дня сперли низ от коляски! Верх она дома хранит, целиком тяжело таскать, а низ — остов с колесами — приковывает к батарее велосипедным замком… На второй день — перекусили и были таковы! Ну скажите, не беспредел ли? Я ей посоветовала в милицию обращаться… Правильно?
— Правильно, правильно, — машинально согласился опер, думая о своем. — Что? Куда обратиться? Сейчас, ну что же вы, давайте бригаду вызовем, весь город на ноги поднимем в поисках остова от коляски!
— Подумаешь! — надулась собеседница. — Она, между прочим, будущего гражданина растит! Или гражданку, забыла спросить… И еще — честный налогоплательщик! А вам, конечно, не до того…
— Да ладно вам, — примирительно отмахнулся Петруха. — Знаете, я бы не прочь коляску вашу поискать, если бы с меня другие дела сняли… Вот, к примеру, зверски убиты два инкассатора, похищена значительная сумма денег… Их семьи, их товарищи по работе будут скорбеть… А я — искать остов коляски… Понимаете?
— Да, — кивнула Мария Даниловна. — Извините… А все-таки страшно далеки вы от народа! Пока вы свои коррупции-мафии там всякие разыскиваете, кто-то, может, в петлю лезть от украденного кошелька с последней тысячей… Или от невозможности выкатить погулять малыша…
— Претензии к советской власти! — буркнул Петруха. — Это я всегда так говорю… Советской власти уже нет, а все говорю и говорю… между прочим, и раньше, тогда тоже не боялся — говорил!
— Не волнуйтесь, — заботливо взглянула на него Сухова. — Переутомились вы, Петруша… В отпуск бы… Или в деревню… грибочки пособирать, ягодки… Рыбу…