Два брата (др. ред.)
Шрифт:
— Молодчина! — сказал Петр Воскресенскому, когда тот подвел к нему ослабевшего от раны адмирала. — Как звать тебя?
— Поручик Воскресенский, ваше величество!
— Из Навигацкой?
— Так точно, ваше величество!
— Помню, помню тебя! До адмирала дослужишься?
— Рад стараться, ваше величество! — гаркнул обезумевший от счастья Воскресенский.
— Ладно! — дружелюбно рассмеялся царь. — Отвези господина адмирала в лагерь, и пусть медикусы окажут ему всевозможную заботу. Старик заслужил сие своей храбростью! [134]
134
В
Молодая столица [135] торжественно встретила победителей. Величавая процессия двигалась вверх по Неве. Ее открывали пленные корабли: «Элефанд», галеры, шхерботы. За ними следовали суда победителей, расцвеченные флагами, с матросами в белых рубашках, построенными на палубах, с оркестрами музыки.
На украшенных домах красовались аллегории, [136] пушки Петропавловской крепости и Адмиралтейства гремели беспрерывными салютами, с корабельных палуб доносилось «ура».
135
Петербург стал столицей России в 1712 году.
136
Аллегория — здесь: иносказательная картина, прославляющая событие.
Петр сошел на берег под руку с Эреншельдом, еще не оправившимся от раны, и ввел пленного адмирала, как дорогого гостя, в свой дворец.
Когда стемнело, началась иллюминация. Горели гирлянды из десятков тысяч разноцветных фонариков, вертелись огненные колеса, взлетали фейерверки, высоко в небе рассыпались блестящие искры ракет…
Пиры следовали за пирами. Пировали у Петра, у Апраксина, у Голицына и у других вельмож. Полуживых собутыльников лакеи на рассвете развозили по домам, а к вечеру все собирались снова.
За боевые заслуги царь из шаутбенахтов [137] был произведен в вице-адмиралы: своей деятельностью в кампанию этого года Петр заслужил такой высокий чин.
В честь победы на монетном дворе были выбиты медали — золотые для офицеров, серебряные для нижних чинов.
Получили медали и Воскресенский с Марковым.
Гром гангутских пушек пронесся по Европе, встревожив европейских монархов и их министров, и вызвал в Стокгольме настоящую панику.
Странное, непонятное дело! Россия, эта загадочная страна, не только не истощалась в тяжкой войне, но, напротив, год от году становилась сильнее.
137
Шаутбенахт (голландск.) — контр-адмирал, низший адмиральский чин.
Гангут оказался переломным событием в Великой Северной войне. Первым его последствием явилось то, что
Русские войска могли теперь в любое время ступить на территорию Швеции, не видевшей врага в течение столетий.
Война подходила к концу.
Глава XV
ПРИЕЗД ИВАНА РАКИТИНА
Иван Ракитин сделался главным приказчиком купца Антипа Русакова.
Он щеголял теперь в нарядном кафтане, в шароварах, заправленных в сапоги с подковками, в меховой шапочке с пером, лихо сдвинутой на ухо. Щеки его горели румянцем, рыжеватые усики вились колечками, а в глазах то и дело вспыхивал хищный огонек.
У хозяина была единственная дочь Анна. Веселая, синеглазая, она частенько приходила в лавку отца, чтобы выбрать сукна на новую шубку либо унести цветастую шаль. Купеческая дочь и молодой приказчик встречались взглядами. Анка краснела. Иван опускал глаза.
Антип Ермилыч хвалил скромность Ивана.
— Молодец парень, — говорил он, — не зазнаешься. Недаром в писании сказано: «Всяк сверчок знай свой шесток». Анку я отдам за богатея-многотысячника.
Кабы знал Антип Ермилыч, как темными ночами сидели Иван да Анка у него в саду на лавочке, как строили планы уговорить строгого батюшку, как нежно расставались на заре…
В большом доверии был Ракитин у хозяина. Не раз ездил он с проезжей грамотой в Вологду и Казань, Антип Ермилыч доверял ему увесистые мешочки с золотом и обозы с товаром.
«От трудов праведных не наживешь палат каменных», — говорила пословица. Иван это прекрасно знал. Но он был осторожен: там, где другой поверенный на его месте хапнул бы сотню золотых, Иван довольствовался десятком. Он понемногу скапливал капитал. В глиняном муравленом горшке, зарытом под березой в ракитинском огороде, год от году прибавлялось золота.
Антип Ермилыч догадывался о проделках главного приказчика, но был доволен его умеренностью. Купец помнил свою молодость: когда-то и он служил приказчиком и запускал руку в хозяйский карман, но далеко не так скромно.
Русаков дорожил молодым грамотным приказчиком, хвастал им перед другими купцами. Жалованье Иван получал хорошее. Семен мог бы не тачать сапоги — денег сына вполне хватало на прожитье, но старый сапожник по-прежнему сидел в амбарушке на табуретке с кожаным сиденьем и все так же стучал молотком.
И умер он за работой, с сапогом в руках. А вскоре сошла в могилу и безответная Домна.
Над головой Русакова, как гром среди ясного неба, грянул царский указ:
«Купчине Русакову, Антипу Ермилову сыну, не мешкав, собирать пожитки и переезжать в стольный город Питербурх и тамо строить приличные его состоянию палаты и заводить торговлю…»
Царь Петр зорко следил за своими подданными. Кто выделялся мастерством, либо книжным учением, либо капиталом, всех он перетаскивал в свой любимый город. Русаков, удачливый купчина, сильно расторговался за последние годы. И царский перст безошибочно ткнул в него: ехать в Питер!
Плачь не плачь, охай не охай — царский приказ выполнять надо не мешкая.