Два цвета земли между двух океанов
Шрифт:
Подходящее для переправы место нашлось только в двадцати километрах выше. Никто не мог утверждать, что оно самое подходящее, но мы и так уходили на север от района работы. И чем дальше мы забирались в верховья реки Эргувеем, тем дольше нам надо было спускаться обратно. Стоял дождливый день. Леша Литвиненко на отцепленном тракторе стал нащупывать "брод". Вначале вода дошла до гусениц, потом скрыла их, потом подобралась к кабине и начала заливать ее. На какое-то мгновение трактор остановился, потом рванулся вперед и выскочил на берег в потоках воды и грязи, стекающей с гусениц.
Было решено перетаскивать сани поодиночке, соединив тракторы тросом. Литвиненко благополучно переправился обратно, а на тот берег отправил Васю Клочкова с прицепленным к его трактору пятидесятиметровым тросом. Вася дал разворот на месте, лихо спустил трактор в воду и через минуту застрял точно на середине реки. Заглох мотор.
Чтобы завести трактор, надо было выйти на гусеницу к "пускачу". Вода перекатывалась выше гусениц сантиметров на десять. Вася героически слез в воду, залив щегольские канадские сапожки. Минут двадцать он возился у "пускача", потом начал что-то кричать на берег. Разобрать его слова было невозможно. Жесты тоже. Ясно было одно - с трактором что-то случилось и его надо вытаскивать.
Леша Литвиненко прицепил трос к своему трактору и медленно, на первой скорости, стал вытягивать его. Трос охотно тянулся, тянулся и в конце концов весь показался из воды. Оказывается, в суматохе кто-то просто просунул его в петлю фаркопа и оставил там, не закрепив. Даже невозмутимый Литвиненко выругался.
Василий Клочков вылез на крышу затопленной кабины и начал исполнять там ритуальный танец. Дело становилось серьезным. Советы и предложения, которые вначале сыпались хором, исчезли. В довершение всех бед на сани, на нас и на одиноко стоящий посреди реки трактор посыпался ледяной дождик вперемешку со снегом.
Тут-то и стал раздеваться Андрей Петрович Попов. Вначале он снял шапку с седой головы, потом, с натугой стягивая высокие резиновые сапоги, спросил между делом: "Кто из молодежи на помощь?" Ольховик крякнул и извлек из кармана ключик. Как уже знала вся партия, ключик был от вьючного ящика, в котором хранился неприкосновенный запас спирта для разных катастрофических ситуаций вроде дней рождения "и внезапных обморожений. Несколько человек быстро переглянулись и начали раздеваться. Андрей Петрович надел шапку, сапоги и, привязав к концу троса веревку, стал заносить ее вверх по течению.
Первый рабочий лагерь мы разбили на одном из правых притоков Эргувеема. Сезон начался с опозданием на полтора месяца. Для выполнения четырехмесячной напряженной программы оставалось два с половиной месяца работы.
Незаметно прошел июль. Мы двигались на запад к заливу Креста, то углубляясь в горы, то выбираясь в прибрежную тундру. Тракторы работали исправно, и, вообще, работа партии приобрела характер действия хорошо налаженного механизма, где каждый ежедневно и ежечасно знал, что ему делать.
Обычно два отряда отправлялись на тракторах в дальние десанты, чтобы охватить съемкой отдаленные участки нашего района. Каждый десант уходил дней на десять, его провожали и встречали баней, если, конечно, имелся кустарник, чтобы накалить галечник на берегу какой-нибудь речки и потом быстро натянуть на этом месте палатку.
Один отряд назывался "ходоки". Этот отряд возглавлял сам Ольховник. Ежедневно мы уходили в семь утра с базы, чтобы описать кольцо километров тридцать-сорок и замкнуть его снова на базе. Горы казались безжизненными только на первый взгляд. В озерцах и старицах речных долин гнездились утки, уже успевшие вывести крохотных утят-пуховичков. На невысоких сопках и по склонам, где были заросли ивняка и карликовой березки, гнездились куропатки. Было смешно наблюдать, как стремительно разбегаются и исчезают их выводки. Куропатчонку исчезнуть легко даже под крохотным листиком березки.
Смешнее всего было то, что Спрятавшихся куропачат выдавали блестящие глаза, если, конечно, от ужаса или любопытства они забывали их закрыть. На верхушках сопок прятались громадные чукотские зайцы с голубоватым летним мехом. Изредка можно было видеть в бинокль сторожкие фигуры отбившихся от стада оленей. По общим уверениям, дикий олень на Чукотке считается давно исчезнувшим, но в горах бродили группами или в одиночку одичавшие домашние олени, отбившиеся от стад.
Стояли почти беспрерывные туманы. В мелкосопочных чукотских горах с десятками долин в туман ориентироваться чрезвычайно трудно, трудно наметить в хаосе однообразных сопок кардинальное направление вдоль хребта или главного водотока.
В двадцатых числах июля густо пошел снег. Снег валил несколько дней и покрыл землю почти полуметровым слоем. Июльский снегопад на Чукотке повторяется почти ежегодно. В предыдущем году в одной из партий нашей экспедиции погибли во время снегопада четыре человека. Снег застал их, когда они возвращались на базу после многодневного маршрута. Начальником отряда была женщина-геолог.
Уставшие люди шли около двадцати часов, решив без отдыха дойти до базы. На одной из переправ была потеряна палатка, намокли спальные мешки. Люди выбились из сил. Утром в спальных мешках осталась живой только женщина, но ей позднее ампутировали отмороженные ступни ног. Она отморозила их, когда, потеряв, по-видимому, рассудок, босиком шла по снегу за помощью. И именно в такой снегопад в нашей партии случилось первое несчастье. Витю Касьянова, парнишку из-под Рязани, недавно окончившего десятилетку, в котором Ольховник усмотрел необычайную добросовестность и потому назначил главным шлиховщиком, разбил паралич. Изо дня в день он мыл шлихи в ледяной воде горных ручьев и не жаловался, так как вообще был молчалив. У него отнялись ноги, и лишь тогда все узнали, что он с детства болен ревматизмом, но скрывал это, так как боялся, что его не примут в геологоразведочный институт. Он мечтал быть только геологом.
Ближайшая больница находилась в поселке Уэлькаль на западном берегу залива Креста, километрах в ста пятидесяти от нас. По рации передали, что вышлют к нам катер. Мы спешно разгрузили сани, и Леша Литвиненко отправился в стокилометровый рейс к берегу залива. На санях лежал разбитый параличом Виктор и ехал сопровождающий. Чтобы было удобнее везти больного, кто-то предложил надуть резиновый понтон, невесть как попавший в наше снаряжение, и положить больного на эту импровизированную постель.
Как потом оказалось, именно понтон и спас положение. Катер смог подойти к отмелому берегу только на расстояние около километра. Литвиненко сделал два весла из обшивки саней, и они на понтоне стали грести к катеру. Дул очень сильный ветер, и лодку пронесло мимо катера. С трудом выгребли назад к берегу и стали "прицеливаться" снова. В завершение всех бед Виктор потерял сознание. У обычно невозмутимого Леши Литвиненко тряслись руки, когда он рассказывал эту историю и прятал загрубелые ладони тракториста, с которых от отчаянной гребли самодельными веслами сползла кожа. Виктор был благополучно доставлен в больницу.