Два дня перед каникулами
Шрифт:
Действительно, стоит немного отдышаться. А то получается какой-то бешеный бег по вроде и знакомым, но словно искажённым местам.
Скрипнула дверь, пропуская ребят внутрь с пыльной и очень маленькой мощёной площади. Незаперто, конечно же, всё же вокзал - место общественное... Уже хорошо. Небольшой темноватый зальчик, вдоль стен - деревянные стулья, два грубых деревянных "дивана", покрашенных коричневой краской, с вырезанными на спинках буквами "МПС" - на одном из них видны сравнительно свежие следы ковыряния, отчего железнодорожный логотип превратился в "МОСТ".
Мишка потянул за ручку - открыто... Буфет был небольшим, скорее просто комнатка, в которой стояло пять столиков с массивными потёртыми стульями. Буфетная стойка, стеллаж - конечно же, пусто... Окна выходили на перрон - железнодорожные пути были также пусты, лишь на одном из дальних сиротливо стояло несколько сцепленных вагончиков - маленьких, смешных. За ними виднелись какие-то постройки, но далеко не такие глобальные, как привычные депо и котельная. Ну правильно - там депо ещё нет, оно нынче в здании будущего училища...
– Не желаете ли печёной картошки?
– невесело улыбнулся Мишка, стаскивая рюкзачок.
– Но из выпивки у нас только колодезная вода...
Обрез на плече мешался, и он положил его на столик, отвернув, впрочем, ствол в сторону. Маша опасливо покосилась на оружие.
– Давай, и правда, перекусим, - согласилась она. Взяла со стола фаянсовую солонку с остатками крупной соли, повертела: - Смотри, тут и соль есть. Неужто никто не пользовался никогда?
Мишка задумался. Действительно, солонка, да и стулья у столов выпадали из привычной картины "тут есть только то, что стабильно".
– Наверное, всё же эти солонки - как часть буфета, - предположил он.
– Двери ведь тоже везде на месте, а их же ежедневно открывают-закрывают...
Он вытащил пакеты с картошкой:
– Кушать подано! Даже с солью - у нас сейчас почти ресторан.
Картошка с голодухи и после всего пережитого пошла очень хорошо - смели всё, что было взято из заброшенного дома. М-да, надо или кровь из носу выбраться отсюда сегодня, или думать о еде - вода-то пока есть, но голодным тоже много не протянешь... И в погреба в домах ведь особо не залезешь - не ехать же обратно, в Конец, за картошкой...
Впрочем, настроение поднялось - то ли от перекуса, то ли колодезная вода и правда обладала живительными свойствами, не зря же Хозяин её отдельно упомянул.
– Маш, как думаешь, где ещё можно искать проход?
– жуя, поинтересовался Мишка.
– Я рассчитывал на вокзал... но он отпадает.
– Есть жилые дома, - осторожно предположила Маша.
– На Гагарина точно довоенные дома есть, я цифры на фасадах помню. И "полтинник" вроде тоже довоенный, он тут совсем недалеко.
– А почему "полтинник", кстати?
– спросил Мишка.
– Тоже слышал название, но никогда не задумывался. Правда, ещё я слышал, как бабушка называла его "каменный".
– Вроде в нём пятьдесят квартир, - задумалась Маша.
– А про каменный - не знаю. Вот так волей-неволей лучше узнаешь родной город, - улыбнулась
– В жилые дома нельзя соваться, Маш, - покачал головой Мишка.
– Дальше подъезда, по крайней мере. Во-первых, если проход в любой квартире - мы попадёмся как воры уже в нашем времени, если тут в обморок не свалимся. Ничего хорошего. Во-вторых, это сомнительно - ну чисто по теории вероятности проход давно бы нашли. Хотя... "Много людей и тогда, и сейчас" - дома подходят вполне. А про укромные места - я вроде говорил, может, подвалы и чердаки?
– Они скорее всего заперты, - вздохнула Маша.
– Не здесь, так у нас. Окажемся в ловушке...
– Оказавшись у нас, мы сможем позвонить, - парировал Мишка.
– Тому же Даньке. Приедет, вскроет замок. Он сможет.
– Нуууу... может быть. А что мы ему скажем?
– Придумаем что-нибудь, - отмахнулся Мишка.
– Главное - дома будем!
Перед тем, как уйти в город, вышли на перрон. Он был совсем коротким и низким, дощатым - никаких высоких платформ. Пустая станция, гораздо меньше той, к какой ребята привыкли, расстилалась перед ними. Чуть левее окон буфета над жестяным лотком торчало несколько краников, над которыми красовалась белая надпись "Кипяток". В центре фасада деревянного здания вокзала висела табличка со знакомым названием, ниже значилось - "Кир.ж.д."
– У нас разве не Октябрьская железная дорога?
– удивился Мишка.
– Сейчас Октябрьская. Раньше была Кировская, - рассеянно отозвалась Маша, глядя вдоль рельсов, в сторону Ленинградской горловины, где стояли смешные решётчатые столбы семафоров с опущенными крыльями.
– Какая маленькая станция...
– А ведь она уже тогда была узловой, - сказал Мишка.
– Питер, Москва, Мурманск и Вологда. Все четыре направления...
– Неудивительно, что фашисты так хотели взять город, - вздохнула девушка.
– Ключ ко всей транспортной сети...
Мишка хотел было ответить, но поперхнулся и застыл на полуслове. С того места, где он стоял, был хорошо виден только что покинутый ребятами зал буфета.
За столиком у окна сидел человек в тужурке с петлицами. В руке он сжимал гранёный стакан и отрешённо смотрел куда-то вдаль, словно сквозь ребят, не видя их. На столе рядом лежала фуражка со скрещёнными молоточками вместо кокарды. Железнодорожник?
Мишка ткнул Машу локтем, та обернулась и тоже застыла. Человек продолжал смотреть вдаль, на его щеках пролегли тяжёлые складки.
– Опять, - тихонько прошептал Мишка.
– Как там, на мосту...
Осторожно, боком-боком, держа наизготовку обрез, который, впрочем, так и не зарядил, он переместился к входной двери. Стараясь не шуметь, вошёл внутрь, метнулся в буфет...
Помещение было пусто. Ойкнула Маша сзади, и Мишка почувствовал волну какой-то странной усталости.
– Поехали, Маш... Давай попробуем поискать в "полтиннике".
Велосипеды, просто прислонённые к стене со стороны привокзального сквера, оказались на месте. Впрочем, что им сделается... хотя, уже дважды встречались люди.