Два доллара
Шрифт:
Безжалостная бойня, в которой потери одной стороны, понятно какой, будут считаться многими тысячами!
— Помилуй бог, что вы такое говорите? Разве на транспортах невинные дети, женщины и старики? Нет, у вас добровольцы, что охотно надели военную форму и взяли в руки оружие, которые завтра высадились бы в Дайкири и начали наступление на Сантьяго. А раз человек стал военным, то пусть готовится воевать и умирать где придется. Вы же понимаете, генерал, что если есть возможность причинить неприятелю максимально возможные потери при минимизации своих, достичь победы малой кровью, то этим моментом необходимо воспользоваться как можно быстрее. Я был, не скрою, за решительную и быструю атаку, если уничтожить десантный корпус сразу, то наши войска на суше не понесут каких-либо серьезных потерь.
—
— Совершенно, я слишком много воевал, чтобы не заметить очевидного. На берег выползут несколько тысяч мокрых куриц, совершенно ощипанных и потерявших винтовки, плыть с которыми крайне неудобно. И как они смогут воевать против закаленных в боях батальонов корпуса генерала Линареса? К тому же все необходимые для них припасы, снаряжение и боекомплект будет лежать на дне. Снарядов и торпед на испанской эскадре с избытком, думаю, что не придется прибегать к дополнительным закупкам, которые, кстати, охотно предоставляют. Потому я вам задам один вопрос, генерал — кого сделают в вашем конгрессе виновным за учиненную страшную бойню?
Голос был совершенно хладнокровен и немного ироничен, в нем не чувствовалось злости — одно лишь любопытство, с которым ученый смотрит на препарируемых мышей. Так без эмоций испанцы не говорят, а лишь те, кто спокойно рассматривал развалины горящего Вашингтона, деловито привязывал сипаев к пушкам, и без малейшей гримасы на лице расстреливал из винтовок наступающие толпы зулусов.
— Вообще-то я убеждал адмиралу Серверу сделать именно так — поймите меня правильно, джентльмены. Ваша страна после войны между «севером» и конфедератами постоянную армию имела крайне немногочисленную, а те кто ее прошел, сейчас седые ветераны вроде меня. Большинство кадровых военных сейчас здесь, находиться на транспортах. Если их уничтожить, то собрать новый экспедиционный корпус для вас будет трудно. Добровольцев хватает, но их нужно обучить, а для этого требуется время. Так что гибель десантного корпуса означает, что восставшие креолы не получат поддержки. А вам будет нечего дальше высаживать — это ведь форменное самоубийство. Испанцы просто перетопят транспорты на подходе. И как вы будете воевать в этом году, джентльмены, одновременно лишившись всех своих броненосцев и лучшей части армии?
Ирония прорезалась с насмешкой, генерал чуть ли не зарычал, набычившись, а вот командор сохранял хладнокровие, слишком много он услышал от этого странного кэптэна оговорок. И решил задать вопрос:
— Что вы предлагаете, мистер… э…
Лицо «испанца» словно окаменело, а вот глаза метнули гром и молнии — но голос не изменился, а вот ответ был ожидаемым:
— Мне будет достаточно обращения, которое слышал много лет службы — «сэр», я его вполне заслужил. Сам вообще-то предлагал атаку, а если часть американских кораблей останется на плаву, то ночью атаковать и добить миноносками, они на подходе. Кстати, именно я имел честь этой ночью напасть на ваши броненосцы, как до этого командуя подводной лодкой, торпедировал здесь «Айову». Но контр-адмирал Сервера истинный кабальеро — он предлагает сдаться, и поднять на всех транспортах белые простыни. После чего все солдаты без винтовок отправляются на берег с необходимыми припасами на несколько дней. Это спасет многие тысячи жизней, хотя подобное не рационально. Но да ладно — все равно у вашей страны не осталось броненосцев, а у испанцев они есть, их вполне достаточно, чтобы начать обстрел вашего побережья. Но то будет потом, не стоит говорить. Дон Паскуаль Сервера предлагает вам следующие пункты кондиций, джентльмены, которые надлежит выполнить, дабы избежать напрасного, или излишнего кровопролития…
Командир броненосного крейсера «Бруклин» кэптен Френсис Кук…
Глава 38
— Что-то подобного я и ожидал, дон Паскуаль. Ведь джентльмен хозяин своего слова, как его дал, так и может взять обратно. Хотя чисто формально не подкопаешься — до конца срока ультиматума
Сергей Иванович ухмыльнулся — нисколько не рассчитывал, что лучший крейсер US NAVY примет предложение о капитуляции, в основе которого был положен самый гнусный шантаж. С угрозой безжалостной расправы с огромными многотысячными жертвами!
Все просто, один выстрел по испанским кораблям по исходу часа времени, ведет к полному, даже тотальному уничтожению всего транспортного флота, что находился в бухте. И, понятное дело, спасать тонущих американцев будут только лишь после того, как завершится бой с их военными кораблями. Генерал Шафтер, хоть и набычился, но условия принял — выбора у него не было по большому счету. Только между очень плохим для него лично, таким как сдача в плен, или кошмарным для всех его солдат и офицеров, которые примут смерть на пароходах, что вместе с ними пойдут на дно. И сообразил генерал, что сдача в плен не такой и плохой вариант, ведь его никто за это не осудит, ведь во всем, по большому счету виноват флот, что не уберег, не защитил собственную армию, даже не удосужился осуществить десант. И на берег стали тут же отправлять с каждого парохода партии невооруженных солдат. И все без обмана — в бинокли хорошо видно, что винтовок у солдат не имеется. Да пусть они и были — что могут сделать шестнадцать тысяч человек, не имея всего необходимого от пушек до припасов. А без этого дивизия из боевого организма просто превращается в толпу плохо вооруженных людей, с которыми завтра подошедшие испанские войска легко справятся. Или расправятся, вздумай янки оказать сопротивление.
Но если говорить честно, на это Сергей Иванович и рассчитывал, потому и просил генерала Линареса не мешать подходу к бухте Гуантанамо нескольких тысяч вооруженных кубинских инсургентов. Для них самих такое пополнение станет страшной обузой, а для испанцев будет вполне законный способ расправится с американцами. Уже как со зловредными нарушителями собственного «слова», данного при капитуляции и сдаче в «почетный плен». А иначе поступить было нельзя — испанцы свято чтили традиции, а Сервера в особенности, и без серьезных оснований оступаться от общепринятых обычаев ведения войны не хотели.
Да, с восставшими креолами испанцы обходились круто, считая тех за бунтовщиков, впрочем, и кубинцы проблемами гуманизма и конвенций не заморачивались — им военнопленные были совсем ни к чему. А когда у тех и других есть в руках традиционный мачете, то расправу творили прямо на месте. Война пошла до «победного конца» — потомки конкистадоров решили избавиться от власти прародины, как это сделали точно такие же креолы, что жили от Мексики до Патагонии, воодушевившись «освободительными» идеалами Симона Боливара и прочих революционеров. Только не подозревали, что особенного счастья это им не принесет, а вот сплошные междоусобицы между победителями обычное дело, ведь каждый из них считает себя наиболее достойной кандидатурой для верховной власти.
Американцы совсем иной противник, тут приходится соблюдать «политес», хотя все прекрасно понимали, что молодое окрепшее государство просто решило отобрать экономически привлекательные владения у одряхлевшей монархии. А если войны жаждет сильный, то повод к оной всегда найдется — слишком вовремя взорвался на рейде Гаваны броненосец «Мэн». Вот только беспечность и излишняя самоуверенность сыграла с янки злую шутку — да и никто в этом мире пока не знал, какие плоды может принести массированная ночная атака миноносками с торпедными залпами по неподвижно стоящему противнику с самой короткой дистанции, что позволяет свести к минимуму неизбежные промахи.
Всего несколько кошмарных и трагичных для моряков под «звездно-полосатым флагом» минут, и расстановка сил на море кардинально изменилась. И если испанцы этим воспользуются, то война закончится через месяц с совсем иным для них итогом. Ненадолго, правда, на пять-шесть лет, если янки проявят должное терпение, и итоги этой войны будут кардинально пересмотрены после убедительного реванша в следующем конфликте. Но тут, как правильно говорят русские — «бабка надвое сказала»!
Потом будет потом, важнее здесь и сейчас!