Два Ивана, или Страсть к тяжбам
Шрифт:
Паны Иваны, взглянув один на другого, прослезились.
— Не я ли уговорил тебя, — сказал Иван младший, — чтобы детей наших поучить порядком, а не таи, как учатся у нас все шляхтичи?
Иван старший с чувством пожал руку у Ивана младшего и произнес тихо:
— Воспользуемся же благим советом и не станем терять времени.
И в самом деле, они принялись за дело так плотно, что оно скоро взяло совсем другой оборот, нежели какой дал было ему пан Харитон. Давнишняя опытность Ивана младшего и громогласие храброго
Но обратимся к пану Харитону.
Роковое писание от жены Харитон получил гораздо за полдень. Пока склонил он лекаря ехать с ним в хутор, пока сей последний приготовил нужные от обжоги лекарства, то солнце близко было к закату, а как приближились к хутору, то все погружено было в глубокий сон, кроме собак, кои кое-где лаяли, а особливо на дворе панском. Не видя ни в одном окне огня, пан Харитон вздохнул.
— Так-то слуги наши и служанки, — произнес он, — радеют о господах своих! Чтоб ничто не мешало им покоиться, о беззаконные! они загасили все ночники, меж тем как их несчастные обожженные господа ахают и охают.
Постой! дай мне до вас добраться!
Вступая в комнаты, пан Харитон увещевал лекаря и строго наказывал слуге своему Луке хранить тишину сколько можно, дабы не обеспокоить недужных. Луна светила полным светом, а потому все предметы весьма отдельно видны были. Проходя из одной комнаты в другую, — а всех в панском доме было пять комнат, — они и духа людского не ощущали.
— Что бы это значило? — сказал пан Харитон с движением гнева и недоумения. Он задумался и после со смятением произнес: — По всему вероятию, они так изуродованы, что не надеялись доплестись сюда, и кто-нибудь из добрых приятелей принял бедных к себе до моего прибытия. Я сейчас бы распорядился; но что сделаешь ночью и у кого искать их? Не умнее ли сделаем, пан лекарь, — продолжал он, — когда велим подать огня, выпьем по чарке и чем случится закусим?
Лекарь, которому давно хотелось спать, похвалил такую умную выдумку, а особливо услыша о чарке и закуске; ибо он набожно верил, что засыпать с тощим желудком совсем не христианское дело и прилично одним немцам.
Слуга высек огня и зажег дорожную свечку; потом принес из повозки большую деревянную чашу, баклажку с пенником и плетенку с сулеею вишневки.
В чашке заключалась жареная индейка и несколько булок, на что глядя, Эскулапий не считал сей вечер потерянным. Они ликовали довольно долго, забыв об отчаянно больных, и растянулись на куче сена, нанесенного в комнату Лукою.
Поздно поутру они опомнились, поздоровались с баклагою и пустились в путь. Взглянув на головни, оставшиеся от голубятни, глаза у пана Харитона заблистали, и он заскрыпел зубами.
— Добро! — сказал он, — может быть, и погибель моего дома есть ваше дело, беззаконные паны Иваны, произведенное посредством богоотступных сыновей ваших. Посмотрим!
Во всю дорогу от хутора до села пан Харитон мучил лекаря рассказами о всех причинах, кои понудили его позываться со многими горбылевскими шляхтичами, а особливо с панами Иванами, и наконец вступили в селение.
— Стой, Лука! — вскричал Харитон, — я вижу, идет прямо к нам пан Захар; порасспросить было его о моем жалком семействе! Здравствуй, пан Захар!
— А, пан Харитон! Мы все думали, что ты в городе, ан вышло, что хозяйничал на хуторе.
— Я таки и был в городе до вчерашнего вечера. Но об этом после. Скажи, пожалуй, где я могу найти жену мою и детей?
Пан Захар уставил на него глаза и после с улыбкою сказал:
— Ты, видно, не выспался! Прощай!
С сим словом пан Захар удалился, Лука поехал далее, а Харитон погрузился в глубокую задумчивость.
— Стой, Лука! — вскричал он, и Лука остановился, — вот идет пан Давид; авось он будет поумнее пана Захара. Здравствуй, пан Давид!
— А, пан Харитон! Как ты здесь очутился?
— После поговорим об этом, а теперь уведомь: тебе, как приятелю, должно быть известно мое несчастие — где мне найти мое бедное семейство?
— А, понимаю! Последний позыв твой, видно, был неудачен, и ты рехнулся! Ах, бедный! Прощай! я боюсь сумасшедших!
Он уходит скорыми шагами, и пан Харитон, задыхаясь от бешенства, едва мог произнести:
— Видно, на Горбыли нашла злая минута, и все паны ошалели. Стой, Лука! вот приближается пан Охреян; спросить было еще в третий и последний раз.
Здравствуй, пан Охреян!
— А, пан Харитон! здорово! Давно ли из города? Что твой последний позыв?
— Не о позыве слово! Скажи, бога ради, кто из вас, друзей моих, призрел жену мою и детей?
— Что такое?
— Разве ты оглох?
— Видно, не пустой разнесся слух!
— Какой?
— Что ты, потеряв тяжбу, рехнулся ума! Прощай!
Глава XIV
Суматоха
Пан Харитон действительно потерялся.
— Что за дьявольщина! — вскричал он, — или я и подлинно не в полном уме, или все горбылевские шляхтичи одурели! У кого ни спрошу о жалкой участи жены моей и детей, все удивляются, как бы я спрашивал их: «Как обретается хан Крымский?» Не хочу больше спрашивать ни у кого. Поезжай, Лука, прямо к пепелищу моего дома; там мои крестьяне и соседние шляхтичи, наверное, скажут, где могу найти то, чего ищу и о чем спрашивал у трех сумасшедших.
Лука приударил по лошадям, и кибитка быстрее покатилась. Пан Харитон забился в глубь своей колесницы, лег навзничь, зажмурил глаза и сложил на груди крестообразно руки.
— Не хочу, — говорил он с тяжким вздохом, — не хочу видеть издали развалин моего дома: пусть одним разом сердце мое растерзается! Как взгляну на кучи угольев вместо дома, где столько времени жил во всяком довольстве?
Что почувствует бедное сердце мое, когда вместо доброй жены, двух милых дочерей и удалого сына увижу движущиеся головешки? Кажется, мне не перенести сего горя; да не лучше ли и впрямь умереть разом, не умирая каждоминутно?