Два командира
Шрифт:
Сборы не снявших боевой экипировки бойцов завершились за несколько секунд, и группа вышла. Только снайперы оставили свои винтовки в номере под присмотром полковника, о чем капитан Радиолов особо предупредил Черноиванова, и вооружились своими пистолетами-пулеметами «ПП-2000», за счет своей компактности гораздо более удобными при действиях внутри помещений и тем более в подземных галереях.
Полковник молча согласился выполнять роль сторожа в незакрытом помещении и держал свой автомат на коленях с опущенным в нижнее положение предохранителем. Затвор автомата был передернут. То есть патрон был дослан в патронник…
Группа «волкодавов» спускалась по деревянной лестнице, так кстати принесенной
На выходе, рядом с крыльцом, дежурили двое гражданских полицейских. О чем они говорили, что обсуждали, осталось для «волкодавов» неизвестным, поскольку арабского языка никто из них не знал. Да и разговор велся, как показалось Радиолову, на каком-то другом языке. Арабский в звучании более мягкий, певучий, с большим количеством протяжных гласных звуков. Возможно, полицейские, как большинство из них в Сирии, как сам президент Сирии и как генерал Сухель, были алавитами и говорили на своем родном языке.
Приказ полицейским был, видимо, дан однозначный: никого постороннего в гостиницу не впускать, а вот насчет того, кого можно выпускать, приказа никакого не было, и потому они не решились остановить вооруженную группу «волкодавов». Группа без задержки перешла дорогу, и у дверей соседнего дома их встретил представитель российской военной полиции, какой-то кавказец, скорее всего чеченец, с погонами майора. Российская военная полиция в Сирии была чаще всего представлена чеченцами и дагестанцами, которым было легче найти общий язык с сирийцами, невзирая на то, на чьей стороне они воевали. Ведь значительную часть оппозиции составляли те же самые сирийцы, не согласные с методами правления президента Асада. Результат действий российской военной полиции был налицо – большая часть оппозиции сложила оружие и не стала воевать за чужие интересы. Здесь чувствовалась заслуга Российского центра по примирению враждующих сторон, которому в общем-то российская военная полиция и подчинялась.
Майор военной полиции оказался немногословным человеком, предпочитающим объясняться знаками. Он жестом позвал группу «волкодавов» за собой. Внутри, на первом этаже, сидело множество полицейских. Настоящей работой были заняты только четверо. Как стало сразу понятно – это были полицейские саперы. Старший лейтенант Опарин по знаку командира сразу подошел к ним. Присмотрелся, вернулся к «волкодавам» и сказал несколько слов командиру. Радиолов его выслушал, сам тоже знаком подозвал к себе майора российской военной полиции и весьма серьезным тоном произнес:
– Товарищ майор, попрошу вас вывести из помещения, где работают саперы, всех, не причастных к разминированию людей. Это естественное правило безопасности.
– А вы сами?
– Мы тоже выйдем. Здесь останется только наш сапер, чтобы помочь саперам местной полиции. Они работают настолько неаккуратно, что все вы находитесь, по сути дела, в весьма опасном положении. Будьте так любезны, товарищ майор, обеспечьте безопасность сотрудников полиции.
Сказав это, капитан резко повернулся и двинулся к выходу. Все «волкодавы», за исключением старшего лейтенанта Опарина, вышли вслед за командиром. И тут же начали по одному выходить полицейские. Сначала вышли российские, за ними, видимо, иранские, и последними покинули дом сирийцы. Все собрались на середине дороги. То есть в самом безопасном месте. В самом деле, если дом «взлетит на воздух», взрывом будут повреждены в первую очередь стены первого этажа, и два оставшихся этажа просто рухнут на первый, развалившись при ударе. Взрывная волна, если она вырвется в выбитые окна, а она обязательно вырвется, ударит стоящих посреди дороги людей и просто повалит их. Но если они перейдут через дорогу и сконцентрируются у фасадной стены гостиницы, эта же самая взрывная волна ударит их о стену и буквально размажет по ней. Это понимали все, и полицейские, и «волкодавы», которые первыми заняли середину неширокой дороги.
Ждали большей частью молча. Только сирийцы время от времени разговаривали друг с другом, что-то беспечно обсуждая. Это никого не удивляло. Легкий и слегка безалаберный характер сирийцев знали все присутствующие. Этим своим характером сирийцы существенно отличались от присутствующих здесь же обычно мрачных и серьезных иранцев, от российских военных полицейских, составленных в основном из представителей кавказских народов, которые своим менталитетом были, конечно, ближе к иранцам, чем к сирийцам, и от «волкодавов», которые стояли молча и переживали за безопасность своего товарища, оставшегося в здании.
Время тянулось медленнее медленного. Наконец из двери вышел сирийский полицейский сапер и что-то оживленно прокричал. За его плечом виднелась верхушка шлема старшего лейтенанта Опарина, который спокойно сказал по связи:
– Товарищ капитан, разминирование завершено. Можно всем входить в здание.
Сирийцы с иранцами известие получили раньше, потому раньше других и сорвались с места. За ними последовали российские военные полицейские, скорее всего понимающие арабскую речь. И последними спокойно, даже неторопливо пошли «волкодавы». Но капитан Радиолов не был простым зевакой, которому требовалось заглянуть в проход, замаскированный закрывающимся на ключ шкафом. Он знал, что от него требуется. А требовалось от него, как объяснил полковник Черноиванов, найти второй вход в подземную галерею. Заглянув в освобожденный от минирования проход, капитан дал команду:
– Искать еще один вход в подземелье. Соблюдать осторожность. Вход может быть заминирован.
Поиски продолжались по крайней мере минут двадцать. Но ничего найдено не было.
– Значит, полковник был неправ… – сделал вывод Радиолов, сел верхом на шаткий стул, положил локоть на подоконник, держа свой автомат на коленях, и надолго задумался.
О чем думал командир, никто в группе не знал, но все уже давно привыкли к тому, что капитану, бывает, требуется время, в которое никто ему не мешает, никто не задает вопросов и не сбивает его с нужных мыслей, которые он выстраивает по логической цепочке. И только потом, когда все встанет на свои места, Радиолов введет «волкодавов» в курс дела, поделится своими соображениями.
Наконец он встал, тяжело вздохнул, забросил за плечо ремень автомата и тихо сказал в микрофон:
– Уходим. Нам здесь делать больше нечего.
В гостинице все было без перемен. Те же самые часовые так и стояли перед входной дверью. Или их забыли сменить, или они уже сменились, отдохнули и снова заступили на пост, или в сирийской армии время на посту совершенно не такое, как в армии российской. Возможно, они получили приказ не задерживать «волкодавов» ни при выходе, ни при входе. И потому как разговаривали между собой, так и продолжали разговаривать, не обращая внимания на входящих бойцов российской ЧВК.