Два крыла. Русская фэнтези 2007
Шрифт:
— Ты, знать, торговец добрыми советами. Да только мне нечем платить за твои советы, ступай себе дальше.
Старик с удовольствием улыбнулся, показывая белые крепкие зубы:
— Я не беру мзды за свои советы, так что этот прими за так.
Изловчившись, Илья наконец сграбастал в кулак ненавистного слепня и с силой бросил подлавку. Слепень глухо стукнулся о землю и затих.
— А я привык в долг не брать, — сдерживая участившееся дыхание, сказал Илья.
Старик согласно кивнул и отозвался:
— Ну, так одари путника водицей,
Илья тяжело вздохнул, однако не гоже было грубить незнакомцу, да еще пожилому человеку. Да и нездешний он, сельских дел знать не может.
— Не могу я водицы тебе принести. Не обессудь.
— Что так? — удивился путник, вскинув седые кустистые брови.
Илья, еле сдерживая дрожь в голосе и играя желваками, процедил:
— Калека я, прохожий человек.
— Ай-ай-ай! — воздел брови домиком старец. — Неужто я ослеп на старости лет? Ноги вроде на месте у тебя, да и руками ты машешь справно. Что же с тобой, детинушка?
— Не твоего ума дело! — более не сдерживаясь, рыкнул Илья. — Ступай своей дорогой!
И отвернулся, пытаясь успокоиться. Старик, однако, и не думал уходить.
— Эвон как! — донесся его голос, в котором Илья не услышал ни капли вины. — А я-то думал, что ты головой недужен, что с мечом на глупое насекомое охотиться взялся. Ай-ай-ай!
Вот ведь старый хрыч, подумал Илья, свирепея. Он повернул голову, чтобы сказать старику что-нибудь крепкое да попутное, но замер, натолкнувшись на спокойный и далекий от насмешек взгляд человека у плетня.
— Хочешь подняться? — спросил старик совсем другим голосом, и у Ильи от него по спине пробежал холодок.
— Что? — неожиданно осипнув, переспросил Илья. Он уже откуда-то знал, что странный старик не насмешничает и ему с самого начала все было известно о беде Ильи.
— Подняться, говорю, хочешь? Ходить, бегать, вприсядку отплясывать — хочешь? Или собираешься тридцать лет сиднем просидеть на этой дурацкой лавке? Ну? Хочешь или нет? — повторил старик.
— Хочу! — страстно выдохнул Илья, не отрываясь от глаз старика.
— Вот и ладно, — просто кивнул тот.
— Что тебе, добрый человек? — услышали они и вместе повернулись на голос: на крыльце дома стояла Слава и тревожно вглядывалась в старца.
— Да вот, милая, водицы хотел испить, — сказал старик.
Слава кивнула и ушла в дом. Илья смотрел на странника, а тот как ни в чем не бывало ему подмигнул и сделал рукой движение, могущее означать: погоди, мол. Из дома вновь вышла Слава, пересекла двор и протянула старику ковш. Тот е поклоном принял и с удовольствием принялся пить. Напившись, он утер рукавом усы и протянул ковш Славе:
— Хороша водица. Спасибо, хозяюшка.
— Как звать-то тебя, дедушка? — спросила Слава, и на ее лице оставалась печать тревоги. Старик снова поклонился и ответил:
— Как назвали, так и величают. Вежда я.
Слава подошла к плетню, отделяющему их, вплотную и вдруг ухватила старца
— Ты что, мама?
А Слава приблизила свое лицо к Вежде и спросила:
— Ты правду сказал, что поднимешь моего сына?
Вежда улыбнулся и кивнул:
— Правду, мать. Не переживай. Не сидеть ему больше на этой лавке.
Слава во все глаза смотрела на старика, и ей нравились даже не его слова, а то, что излучало его лицо: умиротворение и доброжелательство. Открыто Вежда смотрел ей в глаза, и эти глаза не лгали. Но тотчас в них словно искрами что-то заиграло, и старец добавил:
— Только не обессудь, матушка: он после и дома вряд ли усидит.
И Вежда озорно рассмеялся.
Илья сидел, не шевелясь, боясь поверить всему, только что случившемуся, но отчего-то твердо знал, что ждет его совсем скоро.
Бани сельчан вытянулись по реке, и здесь парильня Чеботов стояла, как и их изба, опричь остальных. Вежде это понравилось, ибо именно баню он наметил для предстоящего лечения.
— Вот что, — сказал он Чеботу. — Покурочу я твою баньку маленько.
— Ага… — почесал в затылке Чебот. — Покурочить, оно, конечно, можно. Да только не осерчал бы на нас банник…
— А у вас, стало быть, банник на этом хозяйстве?
— У нас тут, почитай, у всех банники. Это у старой Сухоты в бане обдериха. Да и то сказать, хорошо они уживаются. Не обижают друг дружку.
Всем в селе был хорошо известен случай в близкой деревне, где в прошлую зиму обдериха наказала нерадивого мужика. Да и то верно: мало того что полез париться аж в пятую смену, так еще и налился, олух, хмельного меду до глотки. Порезала его тамошняя обдериха на лоскуты — сказывали, в нескольких бадьях выносили из бани то, что от бедолаги осталось. Когти-то у обдерихи с аршин, недаром кошкой оборачивается…
— Хорошо, — кивнул согласно Вежда. — Не обидим твоего банника.
Первым делом протопили баню да помылись для порядку в две смены — сперва Вежда с Ильей, а после Чебот со Славой.
На третью оставили к хорошему пару в придачу веничек новый да щелоку. На следующий день Слава отнесла в баню краюху хлеба да соли — будто в новую, только отстроенную. После в баню вошел Вежда. Пробыв там некоторое время, он появился на пороге, аккуратно прикрыл дверь и отправился на двор Чеботов.
— Ну вот, — сказал он Чеботу с Ильей. — Теперь за дело.
Начал Вежда с того, что собрался где-то в лесу на поляне накосить травы, наотрез отказавшись от помощи Чебота.
— Ты, доброхот, не мельтеши, — сказал ему Вежда. — Когда мне твоя или Славы помощь потребуется, я вас позвать не забуду, а до тех пор, как уговорились, лучше помалкивайте оба. Мне зоркие соседские глаза ни к чему. Плохое я не замышляю, но в этом деле лучше без лишней молвы обойтись. Серп ты мне дал — и благодарствуй, большего я пока не прошу.