Два лебедя (Любовь, матрица и картошка)

Сергеев Иван Владимирович

– Вам привет, молодой человек, от господина Вельзенда.

– А, по-моему, это обычное похищение.

– Вы же знаете, что господин чародей обожает такие прикиды.

– А кто эта девушка с воздушным шаром?

– Забытый персонаж из прошлого.

– Зина или Раймонда?

– Очень может быть! – хохоча, отвечал веселый клоун.

Когда я пролетал над «Крестами», клоун велел отпустить веревку. До железной тюремной крыши было совсем близко. И на ней в кресле из слоновой кости, украшенной золотыми пластинами, восседал господин Вельзенд. Я не испытывал к нему

ни прежней ненависти, ни теплых чувств. Но относился к нему с уважением.

– Спасибо за встречу! – воскликнул я. – Вы появляетесь так неожиданно. Хорошо, что мне не пришлось приземляться в кратер непотухшего вулкана, хотя разница и небольшая. Сейчас на крышу поднимется разъяренная охрана.

– Не поднимется. Охрана ничего не заметила.

– Что это за фокус со сверлением? – напустился я на чародея.

– А ты подумай сам. Ответ ищи в прошлом.

– А, моя детская душа? Это все, на что вы способны?

– Ты не простой смертный. Я бы назвал тебя героем. Ты очень напоминаешь мне Ахилла, у которого уязвимым местом была пята. У тебя тоже есть уязвимое место. Это – душа ребенка. Тебе, как герою, надлежит пройти девять кругов Ада. Когда пройдешь первый круг, ты встретишься с Минотавром.

– О девяти кругах Ада я догадался!

– А может быть услышал мой разговор с Зиной?

– Кстати, как поживает Зина? Я ее очень давно не видел.

– Давай забудем твои прошлые увлечения. Теперь у тебя новая возлюбленная, Верочка Клюге.

– А как быть со свадьбой?

– Неужели тебе не хочется устроить себе праздник? Девушка тебя любит и, кажется, предана тебе.

– Но у меня нет для любви времени.

– Пойми, что без любви ты погибнешь.

– Причем здесь любовь, душа ребенка и девять кругов Ада?

– А разве ребенку не нужна любовь? Нужна, да еще материнская.

– И чего это вы так обо мне печетесь?

– Я почти уничтожил тебя. Но ты все-таки жив. А добивать героев не в моих правилах. Может быть, ты принесешь еще какую-нибудь пользу. А не принесешь, тебя все равно растерзает Минотавр. – Сказав эти зловещие слова, Вельзенд улетел так же внезапно, как и появился.

– А мне что прикажете делать? – закричал я вдогонку магу и волшебнику.

– Тебя подберет клоун, – шепнул мне на ухо Вельзенд, хотя находился на самом деле в Преисподней.

И действительно, откуда-то из-за трубы подлетел ко мне воздушный шар. Я вцепился в веревку, и шар взмыл над крышей и куполами знаменитой тюрьмы. Клоун помалкивал, хотя ему по штату было положено веселить меня. Воздушный шар перенес меня на другую сторону Невы и плавно опустился на землю. Затем шар вновь уменьшился в размерах, веревка превратилась в тонкую нить. Но процесс уменьшения шара пошел не так, как надо, потому что воздушный шар лопнул. И когда я поднял с земли рваные лоскутки его, то разглядел клоуна. Это было старое изображение русского клоуна Олега Попова в знаменитой клетчатой кепке. Клоун был любим мною в юности, и я бережно засунул его разорванное изображение в свой карман.

Глава пятая

Свадьба

Мать ждала меня дома. Она изошла

вся на нервы и теперь сидела на тумбе у зеркала и пудрилась. Причина ее нервного состояния была мне хорошо известна – она, хотя и благословила меня с Верочкой Клюге, в душе не желала этой свадьбы. И все потому, что мать только что получила письмо от отца. Он сообщал, что не может приехать с Чукотки на свадьбу, зарабатывая хребтом полевой стаж и делая перспективную оценку золота на приисках. Отец мой впервые установил, что из-за хищнической добычи значительные запасы золота оказались погребенными в километровых хвостах отработанной породы. Выводы его оказались очень важными для государства, потому что многие прииски уже исчерпали свои ресурсы. Отец же просто предложил перелопатить все заново, обещая золотые горы.

Письмо мать спрятала, не желая испортить мне настроение. А только я незаметно прочел его: оно оказалось написано довольно резко. И потому я не удивился, услышав от матери:

– Нехорошо без отца свадьбу справлять. Как-то не по-людски. Он так много для тебя сделал. Обидится ведь отец! Может, перенесем свадьбу на осень?

Я грубо шикнул на мать и закинул за диван ботинок. На меня и так все скопом навалилось. Никто не хотел и не мог понять меня. Даже собственная мать хотела украсть у меня праздник. Каждое слово матери ранило меня. Но я слушал ее терпеливо, научившись сызмальства держать себя в руках.

Наконец мать выговорилась. Я понимал, что она обязана была сказать мне эти слова.

– Я тебя предупредила, а там смотри! – вздохнула покорно мать, помолившись перед иконой. Нам давно пора было ехать. Нервное состояние матери передалось и мне. Я начал ходить по комнатам в поисках серебряных запонок (они давно висели в петлицах). Не найдя их, я отшвырнул ногой кота, ласкавшегося под ногами. Взяв вину на себя, кот забрался под диван и затих. И только тогда я обнаружил запонки в рукавах белой рубашки.

– На, выпей немного коньяка, – бодро сказала мать, – а то на тебе лица нет. – Будет тут лицо, когда на душе такое творится. Перед праздником, который сам себе подарил.

Мать надела свое лучшее платье, взглянула на себя в зеркало – на нее глядело усталое выцветшее лицо. А в молодости мать была красавицей. Как видно, следы лишений и несколько лет суровой жизни на Колыме, где она родила нас, троих детей, рано наложили отпечаток на ее привлекательную внешность. Она посмотрела на себя еще раз критически, вздохнула и тоже выпила стопку.

Зазвонил телефон, который Капитолина Владимировна, будучи начальником абонетного отдела Выборгского района, без очереди поставила нам. Следует напомнить особенную значимость этого шага: во всем доме, в котором мы жили, телефон был еще у одного человека: инвалида, героя Великой Отечественной войны. И все потому, что в семидесятые годы с установкой телефона возникали немыслимые трудности. В то далекое время телефоны устанавливались по звонку из Исполкома или Райкома партии, а также по желанию Капитолины Владимировны. В этом свете высокая должность моей будущей тещи была действительно очень значимой.