Два Петербурга. Мистический путеводитель

Попов Александр

Над могилой было прочитано позже ставшее широко известным стихотворение, автором которого долгое время считали Рылеева, но, возможно, оно принадлежит Вильгельму Кюхельбекеру. Начинается оно с таких строк:

Клянемся честью и Черновым:Вражда и брань временщикам,Царей трепещущим рабам,Тиранам, нас угнесть готовым!

На надгробие для Чернова была объявлена общественная подписка и собрано более 10 рублей. Могила Чернова сохранилась, и ее можно увидеть на Смоленском кладбище, неподалеку от церкви Смоленской Божией матери, на Смоленской дорожке.

На месте дуэли, в парке Лесного института, были поставлены две массивные гранитные тумбы на расстоянии 18 шагов, с которых дуэлянты начали сходиться. После революции тумбы исчезли, но уже в наше время были поставлены новые тумбы, гораздо меньше прошлых и гораздо ближе. Там же стоит и обелиск, повествующий о дуэли. Это место находится при самом входе в парк.

Удивительно, но после этой двойной трагедии Екатерина Чернова быстро вышла замуж: ее избранником стал полковник М. Н. Леман.

Пожалуй, стоит упомянуть и о судьбе братьев Черновых. Петр Киреевский писал Николаю Языкову: «В Твери случилось недели две назад ужасное происшествие: зарезали молодого Шишкова! Он поссорился на каком-то бале с одним Черновым, Чернов оскорбил его, Шишков вызвал его на дуэль, он не хотел идти, и, чтобы заставить его драться, Шишков дал ему пощечину; тогда Чернов, не говоря ни слова, вышел, побежал домой за кинжалом и, возвратясь, остановился ждать Шишкова у крыльца, а когда Шишков вышел, чтобы ехать, он на него набросился и зарезал его. Неизвестно еще, что с ним будет, но замечательна судьба всей семьи Черновых: один брат убит на известной дуэли с Новосильцевым, другой на Варшавском приступе, третий умер в холеру, а этот четвертый, и, говорят, последний».

Шишков – это Александр Ардалионович, поэт, изданный Пушкиным, а история позже оборотилась в «был убит каким-то Черновым, получившим от Шишкова пощечину за намеки по адресу его жены». Почему же зарезал, да еще и из-за крыльца? Есть версия, что Чернов, возможно, дал кому-то из близких обещание не участвовать в дуэлях. Но произошедшей истории, а тем более – публичной пощечины, стерпеть не мог. Про трусость здесь вряд ли можно говорить.

ВЕСЕЛЫЕ… ПОХОРОНЫ

Кавалеры Пробки

В первой четверти XIX столетия в петербургском высшем обществе был весьма популярен морской офицер Иван Петрович Бунин, о котором говорили, что он «неустанный создатель и участник удовольствий, но постоянный враг своим деньгам».

В кругу своих приятелей Бунин устроил «тайное общество» «кавалеров Пробки», все члены которого носили в петлице сюртука пробку. Заседания этого веселого общества происходили в доме камергера двора Л. А. Нарышкина (Исаакиевская пл., 9/2). Оказавшись за столом, члены общества пели: «Поклонись сосед соседу, сосед любит пить вино. Обними сосед соседа, сосед любит пить вино. Поцелуй сосед соседа, сосед любит пить вино». Как свидетельствовал очевидец: «После каждого пения – исполнялось точно по уставу». Бунин был гроссмейстером общества.

О том, как проводило время это общество «кавалеров Пробки», можно судить по такой истории.

Александру I как-то захотелось иметь попугая, и он рассказал об этом Нарышкину. Тот преподнес императору своего.

Вскоре, к Пасхе, делались представления к наградам. И стоило Александру прочесть вслух из списка представленных «Статский советник Гавриков», как попугай тут же заорал: «Гаврикову – пунша! Гаврикову – пунша!»

Государь, удивленный, тут же хотел отложить награждение и выяснить, кто же такой этот Гавриков и возможно ли давать ему государственную награду. Но Нарышкин смущенно объяснил, что всякий раз, когда входил Гавриков, он кричал эту фразу, и попугай ее запомнил, да настолько, что повторял каждый раз, как слышал фамилию «Гавриков».

Каждое заседание «тайного общества» заканчивалось «похоронами»: наиболее упившегося гостя несли кортежем «хоронить». Бунин при этом режиссировал «похороны» и раздавал участникам костюмы. Процессия была серьезная: несли свечи, пели и соблюдали всю мрачную атрибутику. Летом «покойника» хоронили в сене, а зимой – в снегу.

В конце XIX и начале XX века петербуржцы жаловались, что порою из бывшего дома Нарышкина по ночам несется пьяное пение, а затем появляется призрачная процессия со свечами.

Революция, видимо, испугала веселых пьяниц, и последнее столетие о них не было ничего слышно.

Призрак Лужкова

Но существовали в Петербурге и любители, даже фанаты, настоящих похорон. Один из них – Иван Федорович Лужков, служивший при императрице Екатерине II в должности библиотекаря и консерватора драгоценных вещей в Эрмитаже.

Он был славен тем, что всегда говорил правду, хотя порою весьма в нелицеприятном виде, и государыня любила с ним беседовать. Она нередко говорила Лужкову: «Ты всегда споришь и упрям как осел». Тот же, вставая с кресел, отвечал: «Упрям, да прав!»

Император Павел I также весьма хорошо относился к Лужкову, но, зная характер того, сразу же после вступления на престол наградил Лужкова чином и дал отставку с пенсионом в 1200 рублей, что тогда считалось очень приличной суммой содержания. Император предложил купить Лужкову дом, но тот скромно попросил дать ему клочок земли на Охте, вблизи кладбища, где он сам себе выстроит небольшой домик. Просьба бывшего библиотекаря была исполнена, и Лужков каждый день ходил к утрене в церковь, а, возвратившись из храма домой, пил чай и писал свои записки.

Все же свободное время он посвящал кладбищу: он сам рыл могилы для бедных покойников и очень любил писать эпитафии. Одной из самых известных его эпитафий стала следующая «гениальная» строка: «Паша, где ты? Здеся, а Ваня? Здеся. А Катя? Осталась в суетах!»

После смерти Лужкова говорили, что неоднократно видели на кладбище его смутную согбенную фигуру, присматривавшую за могилами, и долго люди верили, что если отслужить по Лужкову панихиду, то он поможет хорошо обустроить похороны близких, особенно если на них не хватает денег.

Призраки Малоохтинского кладбища

Малоохтинское кладбище (Новочеркасский проспект, 8) – один из старейших некрополей Петербурга: оно было основано по указу императрицы Екатерины I. Когда-то кладбище носило название Раскольничьего: здесь преимущественно хоронили людей, не имевших денег на достойное погребение, и старообрядцев.

Именно на Малоохтинском появилась первая в России кладбищенская реклама. «Петербургская газета» 20 января 1898 года с возмущением писала, что на ограде одной из могил появилась надпись: «На вечную память о Лукерье Сидоровой. Решетку вокруг могилы делал опечаленный муж покойной, кузнец, проживающий на Малой Охте и принимающий заказы на подобные работы. Беру дешево и работаю добросовестно».