Два рассказа
Шрифт:
Хотя и правда - она как-то, с течением истории, неуклонно и необратимо меняется: при Сталине была одна, вот при Хрущёве другая. А о многом - и сейчас говорить преждевременно. Да... Войною - и кончить. Дальше - и не хочется, и нельзя.
И вдруг вот - скинули пустошлёпа! теперь не нашлось Жукова, чтоб его ещё раз выручить.
Но и положение опального маршала не изменилось в неделю или в месяц: так и висела опала, никем вновь не подтверждаемая (Голикова уже не стало), но и никем же не отменённая: кто первый осмелится на разрешающее слово?
Одно только позволил себе: съездил в Калужскую область, в родную деревню, - очень потянуло, не жил там, считай, полвека. И сильно огорчился: повидал тех, с кем когда-то в молодости танцевал, - все теперь старухи какие же нищие, и деревня как обнищала. "Да что ж вы так бедно живёте?" - "А не велят нам богаче..."
Но придвигалось 20-летие Победы - и новые власти не могли же не пригласить Жукова на торжество в Кремлёвский дворец. Первое за 7 лет его появление на людях. А вослед, неожиданно, - банкет в доме литераторов. И горячностью приёма от писателей - маршал был и тронут, и поражён.
– И ещё раз, в тот же год, позвали его в дом литераторов снова - на юбилей одного знакомого военного писателя. Пошёл в штатском костюме, посадили в президиуме. А дальше юбилей юбилеем, сторонний гость, но когда в полдюжине речей, без прямой связи, вдруг называли имя Жукова писательский зал, московская интеллигенция - бурно, бурно аплодировала, а дважды и весь зал вставал.
Вот как!..
Теперь - разрешил себе Жуков и съездить в Подольск, в Центральный архив министерства обороны, и полистать кой-какие документы военных лет, и свои собственные приказы. Да теперь - и архивисты нашлись ему в помощь. Теперь - и на его опальную, всеми забытую дачу посочились то корреспонденты, то киношники - и приехала женщина от какого-то издательства АПН заключать договор на его мемуары, и чтоб он кончил за полгода (да он уже и дописал до Берлина). Могла бы выйти книга к его 70 летию, и чтоб отдать им всё распространение за границей? Ну, пожалуйста.
Ещё вот недавно - никто и не спрашивал его об этих листах воспоминаний, никто почти и не знал - а теперь они понадобились, да скорей, да - сразу на весь мир!
Теперь - гнать, к сроку? А эта раздумчивая, перебирательная работа за письменным столом - она совсем не для профессионального воина. Кажется, легче дивизию двинуть на пять километров вперёд, чем пером вытащить иную строчку.
Но зачастила редакторша - одна, другая. Они - и магнитофон предлагают; у них и все слова наготове, и целые фразы, и очень хорошо звучат. Например: "Партийно-политическая работа являлась важнейшим условием роста боеготовности наших рядов". Сперва это вызывает у тебя некоторое сопротивление: ты-то сам составлял боеготовность сколько раз, знаешь, из чего она. А постепенно вдумаешься: политическая работа? Ну, не самым важным, но, конечно, одним из важнейших. Или: "Партийные и комсомольские организации отдали много душевных сил, чтобы поднять боевое состояние войск". Вдуматься - и это тоже правда, и не противоречит оперативным усилиям командования.
– А ещё приносят из архивов материалы, которых ты сам никогда не контролировал и не в состоянии проверить теперь. Вот, стоит чёрным по белому в донесениях политотделов: "За 1943 год наши славные партизаны подорвали 11 тысяч немецких поездов". Как это может быть?.. Но в конце концов не исключено: может, частично подорваны, где - отдельные вагоны, где колесо, где тамбур.
А попросил АПН узнать в КГБ: нельзя ли посмотреть, какие доклады подавали Берия и Абакумов на маршала? Узнали: как раз эти папки - все уничтожены как не имеющие исторического значения.
Зато вот что узнал: уже напечатано, и изрядно давно, нашей бывшей в Берлине армейской переводчицей, что она в мае 1945 в имперской канцелярии участвовала в опознании - по зубным протезам - найденного трупа Гитлера. Как? Разве труп Гитлера вообще нашли? Жуков, Главнокомандующий, победитель Берлина - ни тогда, ни потом ничего об этом не знал! Ему тогда сказали, что только труп Геббельса нашли. Он так и объявил в Берлине тогда, а о Гитлере, мол, ничего не известно. И в каких же он теперь дураках? Его подчинённые секретно доложили о находке прямо Сталину, помимо Жукова, - как же смели? А Сталин - не только Жукову не открыл, но в июле 1945 сам же и спрашивал: а не знает ли Жуков, где же Гитлер?..
Ну, такого вероломства - и такого непонятного - Жуков и представить не мог.
А думал, что за годы войны - хорошо, хорошо узнал Сталина...
И - как же теперь об этом признаться в мемуарах?.. Да это будет и политически неправильно.
Ещё этот обман тяжело пережил. (Ещё и эту переводчицу просил достать документы, которых сам не мог.)
А в члены ЦК Жукова так и не вернули. (Говорили: Суслов против.)
Но Конев - приехал как-то. Повиниться.
Через труд душевный - а простил его.
Хорошо ли, плохо, - рукопись сдал издательству в обещанный срок. Ну, куда там до книги! теперь это АПН создало группу консультантов - "для проверки фактов". И они, месяц за месяцем, вносили ПРЕДЛОЖЕНИЯ, новые формулировки, 50 машинописных страниц замечаний.
Куда уж теперь дождаться выхода книги к 70-летию! Работа потянулась - и за, и за... Много пришлось убирать, переделывать. Характеристики Тухачевского, Уборевича, Якира, Блюхера - все убрать. Вот ещё новое: не сам ты пишешь, что на сердце, - а что ПРОЙДЁТ? ПРОПУСТЯТ или не пропустят? Что своевременно - а что несвоевременно? (Да и сам же ты соглашаешься: да, верно. Так.)
Раньше писал просто сам для себя, тихо, покойно. А теперь - уже так загорелось книгу увидеть в печати! И - уступал, и переделывал. И промытарились с этими редакторами два с половиной года - а книги всё нет как нет. Тут стало известно, что почему-то и Политуправление армии и новоявленный маршал Гречко - против этих мемуаров. Но Брежнев пошёл навстречу, положил резолюцию: "создать авторитетную комиссию для контроля содержания".
Между тем на свой месяц декабрь (и родился, и под Москвой победил) поехал Георгий Констиныч в санаторий Архангельское с Галей. А там ударил его тяжёлый инсульт.
Долго отходил. Поднялся - но ещё менее прежний. Сперва - вообще не мог ходить без посторонней помощи. Массажи да лечебная гимнастика стали занимать больше половины дня. Ещё и воспаление тройничного нерва.
И плохо с головой.
Как-то и обезразличела уже будущая книга. А всё-таки хотелось и дожить.
Тем летом - наши вошли в Чехословакию. И правильно сделали: нельзя было такой разгул оставлять.
Тревоги Родины и всегда волновали Жукова больше, чем свои.
А в военном смысле - первоклассно провели операцию. Хорошо-хорошо, школа наша сохраняется.
Кончился и третий год редактуры. И передали откровенно: Леонид Ильич пожелал, чтоб и он был упомянут в воспоминаниях.
Вот тебе так... И что ж о том политруке Брежневе ВСПОМНИТЬ, если в военные годы с ним никогда не встречался, ни на том крохотном плацдармике под Новороссийском.
Но книгу надо спасать. Вставил две-три фразы.
После того Брежнев САМ разрешил книгу.
И в декабре же опять, но в жуковские 72 года, её подписали к печати.
Радоваться? не радоваться?