Два романа об отравителях
Шрифт:
— …а когда я думаю, чем для нее будет эта ночь…
— Вам так кажется? — спросил профессор Инграм, собирая шашки и складывая их в коробку. — Вы всегда были плохим психологом, дорогой мой. Вы думаете, что она его любит? Что она когда — нибудь любила его? Как вы полагаете, почему я так энергично протестовал против этой сегодняшней распроклятой, отвратительной церемонии? — он поочередно обвел взглядом Фелла, Эллиота и майора Кроу. — Полагаю, господа, что вы могли бы теперь удовлетворить наше любопытство. Мы сгораем от желания узнать, как вы пришли к выводу, что Хардинг — убийца, и как вам удалось это доказать. Быть может, для вас это очевидно, но для нас — нет.
Эллиот посмотрел
— Давайте вы, доктор, — предложил он, и майор Кроу одобрительно кивнул. — Мне и самому — то не все детали ясны.
Доктор Фелл с трубкой в зубах и кружкой пива в руке задумчиво глядел в огонь.
— В этом деле у меня есть в чем себя упрекнуть, — начал он странно тихим для него голосом. — Ведь то, что четыре месяца назад я рассматривал как нелепую идею, невесть чего стукнувшую мне в голову, оказалось в действительности началом решения. Наверное, будет лучше, если я начну рассказ с самого начала, чтобы представить события в том порядке, как я их видел и как они потом продолжали разворачиваться перед нашими глазами.
Так вот, 17 июня несколько детей отравились конфетами из магазинчика миссис Терри. Я уже объяснял инспектору Эллиоту соображения, исходя из которых я пришел к выводу, что отравитель вряд ли просто бросил пригоршню отравленных конфет в открытую коробку. Я решил, что скорее уж он воспользовался чемоданчиком с приспособлением, позволяющим подменить коробки. Я решил, что следовало бы поискать человека, входившего (скажем, примерно за неделю до событий) в магазин с чемоданчиком в руках. Что ж, это сразу наводит на мысль о людях, которые могли бы ходить с чемоданчиком, не выглядя при этом странно или необычно: таких, как доктор Чесни или мистер Эммет.
— Однако же, — продолжал доктор, размахивая своей трубкой, как я заметил инспектору, существовала и другая возможность. Даже доктор Чесни или мистер Эммет, зайдя с чемоданчиком в руках, могли запомниться, как запоминается приход кого — то знакомого. Существует, однако, другой тип людей, которые могли зайти с чемоданчиком без того, чтобы миссис Терри пришло когда — нибудь в голову вспомнить о них.
— Другой тип людей? — переспросил профессор Инграм.
— Туристы, — ответил Фелл и продолжал: — Как все мы знаем, через Содбери Кросс проезжает немало туристов. Какой — нибудь Икс или Игрек, проезжавший через городок в автомобиле, мог войти в магазин, попросить пачку сигарет и снова исчезнуть, и никто бы не вспомнил потом о нем самом или о его чемоданчике. О мистере Чесни или Эммете, живущих здесь, хозяйка могла бы еще вспомнить, Икс или Игрек стерлись бы из ее памяти мгновенно.
Однако подобные рассуждения выглядели отчаянной, чистой глупостью. Чего ради какой — то неизвестный стал бы это делать? Так поступить мог бы преступник — безумец, но не мог же я посоветовать майору Кроу: «Ищите по всей Англии человека, которого в Содбери Кросс никто не знает, человека, которого я совершенно не представляю, человека, который ездит в автомобиле, о котором я тоже понятия не имею, и носит чемоданчик — хотя гарантировать я и это не могу». Я решил, что воображение завело меня слишком далеко и бросил думать обо всем этом.
Что же произошло потом? Посещение Эллиота оживило мои воспоминания. У меня было письмо от Марка Чесни, я слыхал о происшедшем от глухого официанта и рассказ Эллиота очень заинтересовал меня. Я узнал от него, что в Италии мисс Вилс близко познакомилась с исключительно галантным кавалером — Джорджем Хардингом. У меня не было оснований подозревать Хардинга только потому, что он здесь чужой. Однако, у меня были великолепные основания подозревать кого — то из узкого круга людей вокруг Марка Чесни, кого — то, сумевшего вставить трюк с убийством в старательно подготовленный на базе трюков спектакль. Поэтому нам придется начать с анализа этого спектакля.
Мы знаем, что спектакль этот был задуман довольно давно. Знаем, что он основывался на ловушках, что в нем нельзя было верить ничему увиденному. Разумно предположить, что ловушки не ограничивались сценой, а охватывали и зрительный зал. Послушайте, что сказано об этом в письме Чесни. Он говорит о свидетелях:
Они неспособны ни ясно видеть, ни правильно интерпретировать то, что увидели. Они не знают ни что происходит на сцене, ни, того меньше, что творится в зрительном зале. Покажите им потом все черным на белом и они поверят, что так оно и было, но даже тогда неспособны будут правильно истолковать виденное.
Так вот, если мы попытаемся истолковать события, связанные со спектаклем, мы наткнемся на три противоречивых пункта, требующих объяснения. Вот они:
а) Почему в список, розданный присутствовавшим, Чесни включил один совершенно лишний вопрос? Для чего он сказал зрителям, что «доктором Немо» был Вилбур Эммет, если потом собирался задать им вопрос, какого роста был человек в цилиндре?
б) Почему он настаивал, чтобы все в тот вечер были в смокингах? Обычно они не надевали их к обеду, но именно в этот вечер ему это зачем — то понадобилось.
в) Зачем был включен в список десятый вопрос? Ему не придали особого значения, но меня он озадачил. Как вы помните, он звучал: «Кто говорил и что было сказано?» А дальше следовало требование дать буквально правильный ответ на каждый вопрос. В чем тут могла быть ловушка? Все свидетели согласны в том, что на сцене говорил один лишь Чесни, хотя верно и то, что пару раз отдельные слова вырывались и у зрителей. Однако в чем тут ловушка?
Ответить на пункты а) и б), по — моему, чрезвычайно просто. Чесни сказал, что «доктором Немо» был Вилбур Эммет, по той простой причине, что «Немо» не был Эмметом, а лишь кем — то, кто был одет в такой же, как у Эммета, костюм, брюки и лаковые туфли. Но, разумеется, этот человек был другого роста, чем Эммет, Иначе вопрос «Какого роста был человек, вошедший в кабинет из сада?» не имел бы смысла. Если бы его рост был таким же, как у Эммета, вы, ответив «метр восемьдесят», оказались бы, в конечном счете, правы. Следовательно, вам собирались подставить кого — то с ростом несколько иным, чем у Эммета, но также одетого в смокинг. Гм! Хорошо, где же нам искать подобную персону? Это мог быть, разумеется, кто — то чужой. Скажем, кто — то из живущих в Содбери Кросс друзей Марка. Однако в этом случае шутка была бы уже не слишком удачной. Из остроумной ловушки она превратилась бы в простое жульничество и перестала отвечать словам «Они не знают ни что происходит на сцене, ни, того меньше, что творится в зрительном зале». Если эти слова вообще что — то означают, то только то, что человек в цилиндре был кем — то из зрителей.
Схема ловушки сразу же становится очевидной. Ясно, что у Марка Чесни был, помимо Эммета, еще один помощник — кто — то на первый взгляд не имеющий никакого отношения ко всей этой затее. Помощник, сидящий, как это обычно водится в цирке, в зрительном зале. За двадцать секунд полной, абсолютной темноты сразу после того, как был погашен свет, этот помощник и Эммет поменялись местами.
В эти двадцать секунд помощник из зрителей выскользнул через открытую дверь в сад, а Эммет занял его место. Этот помощник, а не Эммет, сыграл роль «Немо». Эммет же все это время находился среди зрителей. Вот как, господа, планировал Марк Чесни свою ловушку.