Два шага маятника
Шрифт:
И вот, наконец «Мечта» стала явью.
Толпы людей собрались на берегах залива. Затаив дыхание, смотрели они на серебристо-серую ленточку, натянутую на огромной высоте над морем. Гордость за человеческий гений наполняла пораженных людей. Мост изумлял легкостью, совершенством простых и строгих форм, в нем были заложены разум и опыт человека, ушедшего далеко вперед по сравнению со своими коллегами по работе. И когда по новому мосту пошел первый поезд, толпа загудела, от криков «ура» вздрогнул воздух, а мост, резонируя, как стальная струна, зазвенел в ответ, будто живой.
В группе
– Поздравляю вас, инженер, - сказал браварский премьер и поднял рюмку на уровень глаз.
Сантос поклонился и взял с подноса вторую рюмку. Он тоже поднял ее. И все увидели, как дрожит его рука.
Переправа через залив стала повседневностью. Тысячи людей в поездах, машинах, троллейбусах пользовались мостом и привыкли к нему, как привыкают к солнцу, к цветам и зелени, к уюту дома. А о строителе моста забыли, как забывают о хлебопашцах, когда едят хлеб, и о виноделах, когда пьют хорошее вино.
Никто не знал, что Сантос очень нуждался в участии людей. Он заболел. Напряжение многих лет труда, старые раны и контузии сделали его неврастеником. Странная забывчивость заставляла его долго и тупо обдумывать самые простые события и факты. Он уже не мог работать и в шестьдесят лет стал слабым, беспомощным инвалидом.
Но он и в этом положении не забыл свое детище, свой мост, который в газетах долго еще называли восьмым чудом планеты.
Как и в дни строительства, Сантос ежедневно приходил к мосту и, скромно усевшись в каком-нибудь уголке, часами смотрел на гудевший, работающий мост, на людей, поезда и машины, на корабли под мостом, на солнце, играющее в ажурных переплетах. О чем он думал в эти часы?..
Потом выпрямлялся, доставал платок и дрожащей рукой вытирал вспотевшее от напряжения лицо. Вероятно, и теперь он все еще продолжал строить, отдавать приказания, все еще рассчитывал и прикидывал что-то в уме, сопоставляя варианты, и в то же время готов был плакать от жалости к себе: в голове его зрели планы один грандиознее другого, но им - увы!
– не суждено было стать реальностью. Силы инженера таяли с каждым днем.
О Мигуэле Сантосе узнал Карел.
Прежде чем познакомиться с ним, Карел Долли собрал самые точные сведения. Образ человека безукоризненной чистоты, который без раздумий отдавал жизнь для счастья людей и увенчал свою жизнь прекраснейшим творением инженерного искусства, - такой образ возник перед Карелом и заставил его еще раз подумать о величин человеческого духа.
Он познакомился с Мигуэлем, подружился. Он узнал, что Сантос продолжает в мыслях своих создавать все новые и новые проекты, что он полон замыслов и идей. В разговоре с биологом Мигуэль признался:
– Руки мои не держат карандаш, мозг отказывается работать, я со страхом думаю о себе: для чего жить дальше?
– Вы сделали много хорошего, Сантос, - сказал ему Карел.
– Нет, мало. Люди достойны большего.
– Вы отдали им жизнь.
– Я убивал на войне.
– Кого вы убивали? Фашистов? Но ведь они покушались на самое существование мира.
Он согласился, что это так. Карел сказал ему:
– Хотите снова быть молодым
– Кто не хочет!
– грустно сказал он.
– Мы вернем вам и молодость, и здоровье.
Сантос с грустным вопросом посмотрел на Карела.
– Не надо этим шутить.
Карел увез его к себе, показал лабораторию, рассказал об опыте над Сарджи, над своим братом, над Зуро и другими.
С той же грустной и недоверчивой улыбкой Сантос дал согласие. Он явился к Полине Долли, ни на минуту не сомневаясь в печальном или в лучшем случае в безрезультатном исходе. Ну и что ж? А зачем такая жизнь?
Когда он очнулся после опыта, то первое, что увидел, была большая цветная фотография моста через залив. Сантос улыбнулся и сказал:
– Я создам лучше, только бы поправиться…
Один за другим старые и больные люди, за плечами которых были добрые дела и долгая трудовая жизнь, уходили из лаборатории Долли, чтобы начать вторую, несколько укороченную, но тем более ценную для них жизнь, в которой они были избавлены от старческих недугов и страшного ожидания смерти.
Связанные честным словом, ни один из них нигде не обмолвился о невероятной перемене в жизни. Лаборатория до сих пор не привлекала болезненного интереса обывателей и продолжала делать в тишине большое дело, раз за разом совершенствуя мастерство во рождения людей.
Антон Сарджи и Ласкар Долли по-прежнему принимали участие в лабораторных экспериментах, внося немалую долю труда в результат деятельности биологов. Почувствовал себя лучше и Даниэль Монтекки. Он пришел домой к Карелу Долли вместе со всеми детьми и принес охапку превосходной свежей спаржи.
– Сударыня, - с достоинством сказал он Полине, - перед вами мои девочки и мальчики. Они пришли поблагодарить вас.
– Он растроганно заморгал и обернулся к детям.
– Говорите…
Сыновья и дочери Монтекки застенчиво молчали. Наконец старшая, Роза, сказала:
– Спасибо вам за отца. От всех…
– Мои руки ожили, а спина не так ноет и уже хорошо сгибается, - продолжал старик.
– Дети больше не боятся за меня. Так я говорю?
– и он снова взглянул на своих воспитанников.
– Так, отец. Вы сделали очень хорошо, - ото-звался один из мальчуганов.
– Если вы приедете к нам, сударыня, мы будем очень рады.
Старый учитель Зуро расстался с думами о близкой смерти. Он снова весь день ходил из дома в дом, и там, куда он являлся, тотчас начинала звучать музыка, слышались пение, смех и шутки. Зуро бодро носил по улицам свое тяжелое тело и стучал палкой по асфальту в такт песне; он был вправе считать себя счастливейшим человеком на свете.
Вскоре учитель пришел в гости к Карелу Долли. С самым таинственным видом он отозвал Полину в угол и произнес значительным полушепотом:
– Уважаемый спаситель мой, когда у вас в доме появится маленький, вам не придется искать для него учителя музыки. Толстый старик Зуро сам будет учить малыша. Он уже подобрал для будущего ученика достойную скрипку. Неказиста с виду, но если бы вы знали, как она поет!..
Зуро вынул из-под сюртука изумительную маленькую скрипку, один вид которой сразу вызвал у женщины счастливые слезы.