Два вампира (сборник)
Шрифт:
— Совсем не обязательно И я не в счет. Я не человек.
— Ты обязан защитить ее.
— Я не могу и не стану это делать.
— Лестат, ты выслушаешь меня наконец?
— Я не желаю тебя слушать. Я хочу, чтобы ты ушел.
— Знаю.
— Послушай, я не должен был тебя убивать. Мне действительно жаль. Это было ошибкой. Мне следовало найти кого-то...— У меня тряслись руки. Наверное, когда-нибудь вся эта история покажется мне весьма забавной, но сейчас... Сейчас я мог только молить Бога, чтобы все поскорее закончилось.
— Ты знаешь,
Я кивнул:
— Пансион. Нет смысла рассказывать мне историю своей жизни. Зачем? К тому же она уже завершилась. Как и у любого другого человека, у тебя была возможность написать обо всем. А теперь... Что, по-твоему, я должен буду делать с твоим рассказом?
— Я расскажу только о самом важном, о том, что действительно имеет значение. Посмотри на меня! Пожалуйста, посмотри мне в глаза и постарайся понять меня и полюбить! Постарайся полюбить Дору! Ради меня! Умоляю!
Мне не было нужды смотреть на него и видеть выражение «то лица, чтобы в полной мере постичь его отчаяние. Это был крик о помощи. Разве есть в мире мука страшнее, чем видеть, как страдает твое дитя? Или кто-то другой, кто тебе неизмеримо близок и дорог. Дора... Малышка Дора, бродящая по пустому монастырю... Дора, вдохновенно поющая и простирающая к нам. руки с экрана телевизора...
У меня перехватило дыхание. Наверное, я даже вскрикнул. Не знаю. Быть может, просто вздрогнул или сделал что-то еще... На несколько мгновений я словно утратил способность мыслить. Но в этом не было ничего сверхъестественного — только душевная боль и сознание, что он рядом, видимый и осязаемый, что он добился своего и заставил меня понять. Ему удалось достаточно долго продержаться в столь эфемерной форме, чтобы добиться-таки от меня обещания.
— И все же ты меня любишь,— прошептал он. Он был явно сбит с толку и заинтригован, но в то же время неожиданно обрел некое внутреннее спокойствие.
— Страстность,— так же шепотом ответил я.— Все дело в твоей страстности и безграничной любви.
— Да, понимаю. Я действительно польщен. Ведь я умер не под колесами грузовика посреди улицы и не был хладнокровно застрелен гангстером. Меня убил ты! Ты! А ты один из лучших!
— Один из лучших? Кого ты имеешь в виду?
— Я не знаю, как именно ты себя называешь. Но ты не живое существо. И в то же время ты человечен. Ты выпил мою кровь, и теперь она течет по твоим жилам. Ты пользуешься и наслаждаешься ею. И ты не один такой.— Он отвернулся и теперь смотрел куда-то в сторону.— Вампиры...— тихо произнес он.— Когда я еще жил в Новом Орлеане, мне приходилось видеть призраков.
— В Новом Орлеане все видят призраков.
Он невольно рассмеялся — коротким тихим смешком.
—Знаю. Но я их действительно видел, и не раз. Я сталкивался с ними и в других местах. Однако я никогда не верил ни в Бога, ни в дьявола, ни в ангелов. Я не верил в существование вампиров, оборотней и любых других подобных созданий,
— А теперь ты веришь в Бога?
— Нет. Насколько я понимаю, еще какое-то время мне удастся сохранять ту форму, в которой я пребываю сейчас, а потом я начну, что называется, таять — так, во всяком случае, происхо-дило со всеми призраками, которых мне доводилось видеть. И в конце концов исчезну, умру окончательно и бесповоротно. Погасну, как свет. Вот что меня ждет. Забвение. Не кто-то и не что-то. Присутствие чего-то личностного не более чем иллюзия моего разума,— точнее, того, что от него осталось,— который упорно продолжает цепляться за этот мир. Что ты обо всем этом думаешь?
—Прав ты или нет, но оба твои предположения приводят меня в ужас.
Я не собирался ни рассказывать ему о своем преследователе, ни спрашивать его о статуе. Теперь я точно знал, что Роджер не имеет никакого отношения к тому, что скульптура вдруг показалась мне живой. Он в тот момент был уже мертв и переходил в иную реальность.
— Приводят тебя в ужас? — с нотками почтения в голосе переспросил он.— Но ведь это происходит не с тобой. Напротив, ты подвергаешь такому испытанию других. А теперь позволь мне объяснить кое-что относительно Доры.
— Она красива, и я... Я постараюсь о ней позаботиться.
— Нет, ей нужно от тебя нечто большее. Она нуждается в чуде.
— В чуде?
— Послушай, кем бы ты ни был, но ты продолжаешь жить, хотя ты и не человек. И ты способен совершить чудо — разве я не прав? Для существа с твоими способностями это совсем не трудно, так соверши же его ради Доры.
— Ты имеешь в виду какое-нибудь фальшивое религиозное чудо?
— А что же еще? Она не представляет, как можно спасти мир без чуда. И в твоих силах сделать это для нее.
— И ты остался в этом мире, преследовал меня и пришел сюда только ради того, чтобы обратиться со столь ничтожной просьбой? — Я был поражен.— Тебе самому не будет прощения, и душу твою уже не спасти. Ты покойник. Но даже в этих обстоятельствах ты остаешься вымогателем и преступником Ты только послушай, о чем ты просишь! Чтобы я совершил фальшивое чудо для Доры! Неужели ты думаешь, что ей бы это понравилось?
Он застыл от изумления и был настолько поражен, что даже не почувствовал себя оскорбленным.
Поставив бокал на стойку, он молча обвел взглядом бар и задумался. Он казался исполненным достоинства и выглядел лет на десять моложе, чем в тот момент, когда я его убил. Любой, кто призраком возвращается в этот мир, стремится принять для этого привлекательный облик. Вполне естественное желание. Глядя на него, я чувствовал, как внутри меня крепнет и разрастается неизбежное в таких случаях и роковое для меня восхищение доставшейся мне жертвой: «Мсье, в моих жилах течет ваша кровь!»
Роджер повернулся ко мне.