Двадцать четыре секунды до последнего выстрела

Коновалова Екатерина Сергеевна

 — Ошибки, ошибки… Эмма Томпсон говорит с Аланом Рикманом. Я вряд ли стану премьер-министром, — покачала головой Елена, — а ты сделал не голову омара, а фильм, который критики The Guardian назвали «гениальным», а The Sun — «открытием года». И что ещё будет после премьеры… 

Александр позволил себе небольшую слабость и снял очки, потёр глаза пальцами. Он никогда не читал рецензии на свои фильмы, но кто-нибудь время от времени всё-таки сообщал ему о том, что они существуют. 

 — Сколько бы я ни бился, — проговорил Александр, несколько скептически разглядывая свой стакан с соком, к которому так и не притронулся за

почти час разговора, — насколько бы ни оттягивал премьеру, каждый раз одно и то же. Пока я смотрю фильм на монтаже и на предпоказах, я его как будто не вижу. Всё равно, что пытаться разглядеть свою почку. Но стоит ему выйти на экраны, и всё. Он перестаёт быть частью меня. И тогда я смотрю его и понимаю, каким он должен был бы быть на самом деле. А то, что получилось, всегда оказывается жалкой пародией. 

 — Это твоей пародии пророчат «Оскар», — заметила Елена.

 — Не показатель. Если что, я всё равно откажусь от номинации. 

 — Почему? 

 — Мне не нравится тот курс, которым идёт Гильдия кинокритиков. Не хочу участвовать в премии, критерии которой мне… — он бы сказал, что не ясны, но правдивее было бы: слишком уж ясны. Ладно, не важно. 

Он знал, что меньше всего сестре интересно слушать про закулисные игры кинобизнеса. 

 — В таком случае, если этот фильм — жалкая пародия, то боюсь, что оригинал свёл бы мир с ума. Официально выражаю тебе благодарность за то, что бережёшь страну от массового помешательства. 

Александр засмеялся и спросил:

 — Неужели посмотрела? 

 — Отрывками, — несколько виновато призналась Елена. — Если у меня выдастся выходной, запрусь в комнате с телевизором, твоими фильмами и… — она щёлкнула пальцами, — ведром попкорна. 

Им обоим было очевидно, что этого не произойдёт, как минимум до тех пор, пока в Британии существует терроризм, а следовательно, требуется принимать меру по противодействию ему. 

Елена бросила короткий взгляд на маленькие золотые наручные часики, и вздохнула. Александр поднялся, не дожидаясь её речи, полной извинений. 

 — Я ценю, — произнёс он искренне, подавая сестре руку, — что ты нашла для меня время. 

Елена встала тяжеловато, поворчала на низкое кресло, а Александр охватил внимательным взглядом её фигуру. Ему не нравилось, что она прибавляет вес. Плюс двадцать футов за последние три года, и это при том, что, он знал, Елена не пренебрегает советами своего диетолога, да ещё и уделяет немного времени спортивным занятиям. 

 — Я жирная, и мне не требуется твоего мнения по этому поводу, — ворчливо сказала она.

 — Ты прекрасно выглядишь, — ответил Александр, не сильно погрешив против истины. Она едва ли могла бы покорить модельный подиум, но выглядела как человек, способный править миром. Как на вкус Александра — это куда важнее. 

 — А ты безбожно врёшь. Прости, мне правда пора. 

Коротко обняв его (для чего АЛександру пришлось сильно наклониться), Елена достала из своей объёмной сумки записную книжку и пролистнула её и объявила: 

 — В субботу обед, родители ждут, я пришлю за тобой машину. Дальше… Пожалуйста, будь аккуратным. Никаких сомнительных связей, никаких… — она вздохнула, — непроверенных девушек. И никакой депрессии, ясно? 

 — Непроверенная девушка помогла бы предотвратить депрессию, — шутливо отозвался Александр. За столько лет он привык к этим нотациям и знал, что Елену они успокаивают.

Будь её воля, она, наверное, приставила бы к дверям квартиры палу телохранителей, а внутри понавешала бы камер, но, к счастью, понимала, что это не та мера, которая встретит понимание у Александра. Ему было достаточно того, что его юристы сидят у неё на второй зарплате, а лондонская домработница пишет ей электронные письма дважды в неделю. 

 — Всё будет хорошо, — пообещал он. 

 — И поешь. 

 — Мэтт проследит, — пожал плечами Александр. 

 — Вот и чудесно, — отозвалась Елена.

Неторопливым, полным достоинства шагом Елена покинула квартиру. Александр запер за ней дверь, опустился в кресло, ещё теплое от её тела, закрыл глаза и подумал, что нужно что-то поесть. Неделя до премьеры и две — после всегда были тяжёлыми. Но это не значит, что можно перестать есть. Мэри варила ему несолёный рис, он точно не доставит проблем. И, возможно, стоит добавить пару ломтиков лёгкого сыра? 

Преодолевая внутреннее сопротивление, Александр всё-таки пошёл на кухню и соорудил себе очень простой перекус. Потом сделал ещё одно небольшое усилие — и договорился сам с собой на чай. 

Глава 6

Новое задание было поздним вечером. Себ наблюдал за встречей в бывших доках в районе Ньюхэм. Под фонарём, на парковке с раздолбанным асфальтом стояло два совершенно одинаковых автомобиля — серых «Форда Мондео». Они отличались только номерами, в остальном были полностью идентичны — вплоть до полосатых чехлов на передних сиденьях. 

Впервые за это время во встрече участвовали Клаус и Фоули одновременно . Причём Фоули был абсолютно неузнаваем — он не кривлялся, не манерничал, а молчал и вёл себя так, словно опасался и Клауса, и третьего участника — высокого нервного блондина. И одет был не в костюм, а в какую-то потёртую джинсовку, ещё и в кепке. 

Себ не мог даже предположить, о чём там идёт речь, но по привычке всё равно крутил в голове бессмысленные диалоги. Вот, сейчас блондин, слегка стукнув по капоту ближней к нему машине, взмахнул руками. «Мне нужна именно эта!» — наверное, воскликнул он. Клаус не шевелился и руками не махал, ещё и стоял спиной к Себу, так что увидеть, открывает ли он рот, было нереально. Но должно быть, он ответил: «Они совершенно одинаковые, мистер. Можете убедиться». Да, он сказал что-то в этом роде, потому что блондин обошёл вторую машину, открыл багажник, посмотрел в него, кивнул и отошёл. Фоули подбежал и закрыл багажник обратно. Клаус вытащил ключи из кармана. 

Вне фокуса, справа мелькнуло белое. Себ быстро перевёл взгляд и увидел женщину в светлом костюме. Она замерла на краю парковки.

 — Клаус, — сказал Себ в микрофон, — на три часа от тебя. Кто это? 

 — Чёрт, — выругался Клаус. Блондин вздрогнул и повернулся к женщине спиной, как будто боясь, что она увидит его лицо. Фоули вроде бы нервно оглянулся — и посмотрел точно туда, где было укрытие Себа. 

 — Убери её, — велел Клаус. 

Женщина, кажется, пыталась понять, идти ей дальше или бежать прочь, но Себ не дал ей времени на принятие решений, убирая свидетеля одним чистым выстрелом. Блондин дёрнулся от громкого звука, подскочил — уставился на Клауса с выражением ужаса на лице. Клаус покачал головой. Блондин сел в ту машину, в которую, похоже, и нужно было, и уехал.