Двадцать и двадцать один. Наивность
Шрифт:
– Полагаешь? – уточнил Миша.
– Ну, сильно на это не рассчитывай, мама у нас загадочная, никогда не предсказуемая, наверное, потому я на ней и женился. Смотри, говори с ней аккуратно, слова выбирай …
– А ты куда? Воскресенье же, – Миша остановил отца. Зеленые глаза мужчины блеснули.
– Да я скоро вернусь. Пока, сын.
Улыбнувшись на прощание отцу, Миша подошел к подъезду многоэтажки, где заметил два женских силуэта на выходе из подъезда. В шедшей чуть впереди невысокой женщине средних лет с умиротворённой улыбкой он узнал свою мать.
Мадам Орлова отличалась строгостью характера и распространяла тоталитарные меры
Она, полуобернувшись, что-то вполголоса говорила идущей следом спутнице. Миша попытался скрыться у неё из виду, но было поздно.
– Мишенька, а вот и ты. Я как чувствовала, что ты придешь именно сейчас. К разговору о твоем отсутствии ночью вернемся позже. Вот кстати, к разговору о материнской интуиции, Вика, – с последней фразой Ирина Витальевна обратилась к спутнице – молодой девушке лет двадцати. Она не привлекала особого внимания Миши.
– Мам, а может, не будем возвращаться? Извини, но я не спал всю ночь, так что если не задержишь… – в следующую минуту Миша понял, что имел в виду отец, говоря, что начинать разговор следует аккуратно.
– Задержу! – прервала женщина железным тоном, но и тут же развернулась всем корпусом к девушке, которая все это время, молча, стояла в стороне. – Хочу познакомить с тебя с Викторией в рамках вопроса, что не помешали бы тебе полезные, положительно влияющие знакомства. Вика – хороший друг нашей семьи и просто положительная девушка. Трудолюбивая, талантливая, умная – учится, подрабатывает, и сомнительных знакомств не заводит. Это её картины висят у нас в гостиной.
Миша недовольно закатил глаза к небу, а затем перевел взгляд на девушку. Ничего «распрекрасного», как любой ребёнок в любом приводимом для укора, назидания и подражания примере, он в этой девушке не увидел. Не сияет неземной красотой, и нимб над головой тоже не светится. Ну да, возможно, дело и в том, что пуховик на девушке слишком длинный, «благоразумный» – для её сверстниц, более соответствующих сфере интересов молодого парня, уже достаточно весна, чтобы ног ни в коей мере не скрывать, а эта… А может, она и вовсе из тех, для кого мини-юбка что-то из области невозможного? Ну, увы ей, если так, – подумал парень.
Лицо её круглое, бледное, на щеках редкие веснушки, светлые волосы. Из-под капюшона видно было только косую, немного растрепанную челку. Серо-голубые глаза, которые, наверное, так же рассматривают его. Девушка слегка улыбнулась, не говоря ни слова. «Мышь серая», – запальчиво заключил Миша и вознамерился забыть «хорошую девочку» сразу по приходе домой.
– Оч-ч-ень приятно, – процедил Миша сквозь зубы. – Мам, теперь ты меня пустишь?
Женщина поднесла ладонь к лицу.
– Даже не рассчитывай, что опять легко отделаешься. Тебе семнадцать лет, уже пора задуматься о своей жизни, а не целыми днями развлекаться! Вот у Виктории в твоём возрасте такой ветер в голове не гулял, она о будущем, о карьере думала, она трудилась, а не жизнь прожигала! И уже сейчас плоды своих трудов видит. Нам повезло, что для нас она цены на картины снизила до предела…
– Мам, хватит! Можно я сам со своей жизнью разберусь, она моя или чья? – вспылил юноша, делая голос нарочито жалобным. – Может, ты тогда эту Викторию удочеришь, раз я для тебя такой позор?
– На мать не сметь повышать голос! При леди, поросёнок. В рамках уроков достойного поведения проводишь девушку до дома. Только попробуй «смыться», я всё узнаю! По пути попробуешь доказать, что ты не только хамить матери умеешь, – рассердилась мадам Орлова. – Виктория, если что…
– Разумеется, Ирина Витальевна, но не стоит беспокоиться. Я бы и сама дошла… – мило улыбнулась девушка, чьи голубые глаза снисходительно искрились.
– Так, не говори ничего! До свидания, милочка. Миш, и помоги девушке! – женщина поспешила пройти в подъезд.
– До свидания, Ирина Витальевна, – попрощалась девушка.
«Отлично денек начался”, – подумал Миша, провожая мать тоскливым взглядом.
– Ну, куда идем?
Добродушное лицо девушки стало серьезным. Улыбка исчезла.
– Я отведу, просто следуйте за мной. Только сначала ящик возьмите.
– Какой ещё ящик? – Миша с нехорошими предчувствиями огляделся, в темноте подъезда угадывались очертания немаленькой коробки.
– А сама никак?
– А кто джентльмен? Мне-то ничего, но твоя мама на тебя рассчитывает.
Взяв коробку в руки, Миша понял, что сильно ошибся в ожиданиях относительно её веса.
– Них… себе! Что у тебя там? Кирпичи, что ль?
Девушка ничего не ответила. Она налегке с небольшим черным клатчем в руке быстрой походкой пошла по дороге, указав направление. Мише ничего не оставалось, как идти за ней. «Ничего, быстро дойду, сброшу груз и баиньки», – успокаивал себя Орлов. Он не выспался, на него при посторонних вызверилась мать, да теперь ещё и эта посторонняя глумится.
Миша, пыхтя, чувствуя, как от веса коробки затекают руки, едва ли успевал идти нога в ногу с Викторией. Та с парнем даже не говорила. Никогда еще с Мишей так себя не вели.
– Слышь, юная Да Винчи! – крикнул парень Виктории. От такого фамильярного обращения девушка остановилась, несколько оторопев. – Что такая грубая?
Девушка повернула голову к Мише и посмотрела на него таким давящим взглядом, что парень пожалел, что начал разговор.
– Во-первых, мы пока не на короткой ноге, – ледяным голосом произнесла Виктория. – Во-вторых, я старше тебя, а к старшим, если не знаешь, нужно обращаться на «вы». И, в-третьих, свои обычные шуточки-хохмачки можешь оставить для девушек своего круга, ибо мне они не интересны.
Михаил возмущенно фыркнул, одарив девушку почти ненавидящим взглядом.
– Посмотри, как заговорила, идеальная дочурка для моей мамаши. Что, дали возможность поиздеваться, кайф от этого ловишь? У тебя с головушкой точно никаких проблем нет? У психиатра давно была? А то твои каляки-маляки тоже порой… сомнение внушают…
Однако как ни старался Миша побольнее уколоть зазнайку, та и бровью не повела.
– Послушай, мальчик. Я не знаю, как с таким «деревенским» диалектом и скудным умом тебя пускают гулять одного, это меня не касается, но разговаривать с собой в таком тоне я не позволю, особенно таким, как ты, – девушка-гордячка, любимица Ирины Витальевны, сощурила глаза, резко развернулась и ускорила шаг.