Двадцать и один год
Шрифт:
Она почти механически спустилась по лестнице, каждый её шаг отдавался эхом в пустоте огромного дома. Лера почувствовала, как в её груди нарастает горечь и разочарование. Этот дом, который когда-то был символом семейного уюта и радости, теперь был просто красивой оболочкой без души, полной чужих вещей и чужого вкуса. Лера осторожно переставляла ноги, используя фонарик, чтобы осветить путь в темноте.
Подвал был забит вещами. Лера быстро осмотрела пространство. Сейф должен был быть в самом дальнем углу, если верить её воспоминаниям. Она прошмыгнула мимо старой мебели и коробок, что рассеивались по полу как тёмные пятна
Каждый шаг приближал её к цели, и её сердце бешено колотилось в предвкушении того, что может скрываться в сейфе. Она уже видела его контуры, когда вдруг раздался голос, разрезавший тишину:
– Что ты здесь делаешь? — грубо спросила женщина. Лера обернулась и увидела Свету с двумя охранниками, освещенных светом из их ярких фонариков.
Ситуация казалась безвыходной. Она стояла у самого сейфа, но ей было ясно, что до него теперь дело не дойдет…но самое главное, что они его тоже не видели. Охранники быстро схватили её за руки, не давая шанса на сопротивление.
– Мы уже звоним в полицию, воровка, — угрожающе произнесла Света. Лера почувствовала, как её выталкивают наружу. На улице, стоя перед закрытой дверью, Лера, охваченная гневом и отчаянием, плюнула Свете в лицо.
– Этот дом сгорит в аду, прежде чем он будет твоим, — прошипела Лера, прежде чем охранники бросили её на холодный асфальт улицы.
– Пошла вон, шавка! Здесь теперь нет ничего твоего! Появишься еще раз и я упеку тебя в тюрягу как и любовника твоей шлюхи-матери.
Лера бросилась к ней и успела подрать ногтями лицо, как охранники ударили ее в живот и отшвырнули на землю.
– Сука! Сдохни! – прошипела, Лера, стоная и пытаясь отдышаться от боли.
***
Лера шла по улице, ее шаги были тяжелыми и медленными. Холодный вечерний ветер обдувал ее лицо, но она едва это замечала, настолько была погружена в свои мысли. Разочарование и гнев кипели в ней, смешиваясь с острой болью от осознания своей неудачи и потенциальных последствий. Если теперь они что-то заподозрят и обыщут подвал? Найдут сейф? Что тогда делать?
– Как я могла так спалиться? Как они меня увидели? Как? — в упрек себе думала Лера. Она перебирала в голове каждый момент своего вторжения, пытаясь понять, что пошло не так и как она могла это исправить. Однако, глубоко в душе Лера знала, что основная ее ошибка заключалась в самом решении проникнуть в дом. Она показала Свете, что там есть нечто ценное.
Ну и Светлана и ее охранники могли действительно сообщить в полицию. Это могло привести к серьезным юридическим последствиям для Леры и создать еще больше проблем для ее семьи. «Мама будет так разочарована, если узнает...» — с горечью подумала Лера. Лена всегда учила ее поступать правильно, и этот поступок мог внести трещину в их отношения.
Лера остановилась, глядя на огни уличных фонарей, которые мерцали вдалеке. Она почувствовала, как слезы накатывают на ее глаза, но глубоко вдохнула и смахнула их.
«Нет, я должна все исправить. Я найду другой способ помочь маме и Насте, способ без лжи и кражи…папа не мог оставить дом этой твари…просто не мог. Я поищу…есть лазейка. Папаааа, помоги мне, дай знак. Где искать? Кто убил тебя на самом деле?», —
Лера направилась обратно к дому Ивана. Она решила все рассказать Ивану и маме, надеясь на их поддержку и помощь в исправлении ситуации. Этот шаг требовал мужества, ведь признание в своей ошибке всегда тяжело, но Лера понимала, что это правильно. Иван может придумать как забрать сейф. Нужно было изначально поговорить с ним об этом. Как она раньше не додумалась.
Глава 20
Стараюсь не смотреть на своё отражение. Но сегодня... сегодня посмотрю. Вот он я, вроде как прежний, но только внешне. Стою перед этим треснувшим зеркалом, которое скорее всего видело и рожи и пострашнее. За стенкой кто-то матерится, слышно как щелкают замки на камерах. В отражении — не я. Кто это вообще?
Прикидываю, сколько уже здесь. Сколько времени пролетело, как один день. С каждым днём стал только жёстче, холоднее... Так надо, чтобы выжить. Здесь, в этих стенах, слабых не жалуют. Я — не из таких, не слабак. Но одно дело пацанам это показывать, другое — каждый раз смотреться в эту трещину и видеть, как у меня под кожей скалится зверь.
Лена... Чёрт, как она там? Без меня. Моё сердце сжимается каждый раз, когда о ней думаю. Бесит, что не могу быть рядом, не могу защитить, не могу обнять. Хочу вырваться отсюда, бежать и не останавливаться. Пусть меня зовут сумасшедшим, но эта мысль не даёт мне покоя. В глаза ей посмотреть хочу. То ненавижу адски люто, то люблю до безумия так что кости выворачивает.
Рука сама собой сжимается в кулак, чувствую, как накатывает ярость. Злость на всю эту тюремную дрянь, на то, что она отняла у меня мою жизнь. С размаху бью по зеркалу. Осколки сыплются, как слёзы, которые я не позволю себе пролить. Пусть это зеркало разорвется, как и всё в моей жизни. Но я ещё не сломлен, понимаешь, Алена? Я ещё вернусь. Вернусь, слышишь?
И она должна знать, Лена должна знать, что я не забыл, не отпустил. И не отпущу. Никогда. Пусть написал херню…Пусть. Я найду способ вернуться, и черт побери, я сделаю всё, чтобы исправить это. Для неё, для нас. Такого Жени, каким он был до этой камеры, уже нет. Но будет другой. Будет тот, кто сильнее. И я покажу им, покажу всем, что не зря здесь отмотал этот гребаный год.
Теперь в камере только я и полумрак. И план, который начинает складываться в моей голове.
С первых дней тут я понял одно — надо давать отпор так, чтобы другие смотрели и держались подальше. Слабость? Нет уж, не в моих правилах. Начал с мелочи, подружился с парой правильных ребят. Молча делал своё дело, помогал, когда надо, но и показывал зубы, когда требовалась жёсткость. Моя кличка с воли и здесь прижилась. Скоро в камере стало понятно — Дикий не тот, с кем можно связываться. Не только потому, что могу постоять за себя, но и потому что не бросаю своих в беде. Да, в тюрьме свои законы, своя иерархия, и я, похоже, нашёл своё место.
Расписание моих дней теперь, как по часам. Утро начинается с тренировок — качалка здесь, как дом родной. Затем работа на кухне или на складе, в зависимости от расписания. Вечером — время общения с ребятами. Обсудить новости, поделиться планами, как всегда, под шумок, чтобы никто лишний не подслушал.
Тут однажды новенького пацана Вовку прессовали двое. Думали, опустят малого. Я вступился, показал, что опустить его только через меня придётся. С тех пор Вовка как тень за мной, и ребята знают — Дикий не тот перец, что будет стоять в сторонке. Волчонок моя шестерка. Так говорят. Но хер там. Он просто отдает долг. Мы друзья…Но я выше. И он об этом знает.