Двадцать лет спустя (изд. 1957г.)
Шрифт:
Люди, оставшиеся посреди реки, принялись направлять паром к берегу при помощи шеста, который нашелся у них.
Мало-помалу благодаря заботам Рауля и сопровождавшего всадника господина мертвенно-бледные щеки молодого человека покрылись румянцем. Он открыл глаза, и его блуждающий взор скоро остановился на том, кто спас его.
— Ах! — воскликнул он. — Я искал вас. Без вас я был бы уже мертв, трижды мертв.
— Но можно и воскреснуть, как вы видите, — отвечал Рауль. — Мы все отделались только хорошей ванной.
— О, как мне благодарить вас! — воскликнул старый господин.
— А, вы здесь, мой добрый Арменж?
Но вы сами виноваты. Вы были моим наставником, почему же вы не научили меня лучше плавать?
— Ах, граф! — сказал старик. — Если бы с вами случилось несчастье, я никогда бы не посмел явиться на глаза маршалу.
— Но как же это случилось? — спросил Рауль.
— Как нельзя проще, — ответил тот, кого называли графом. — Мы переплыли уже больше трети реки, как вдруг канат оборвался, и моя лошадь, испугавшись крика и суетни паромщиков, прыгнула в воду. Я плохо плаваю и не отважился в воде слезть с лошади. Вместо того чтобы помочь ей, я только стеснял ее движения и великолепнейшим образом утопил бы себя, если бы вы не подоспели вовремя, чтобы вытащить меня из воды. Отныне, сударь, если вы согласны, мы связаны на жизнь и на смерть.
— Сударь, — сказал Рауль, низко кланяясь, — уверяю вас, я весь к вашим услугам.
— Меня зовут граф де Гиш, — продолжал молодой человек. — Мой отец маршал де Граммон. Теперь, когда вы знаете, кто я, окажите мне честь назвать себя.
— Я виконт де Бражелон, — сказал Рауль, краснея оттого, что не может, подобно графу де Гишу, назвать имя своего отца.
— Ваше лицо, виконт, ваша доброта и ваша смелость привлекают меня. Вы уже заслужили мою глубокую признательность. Обнимемся и будем друзьями.
— Я тоже полюбил вас от всего сердца, — ответил Рауль, обнимая графа, — располагайте мною, прошу вас, как преданным другом.
— Теперь скажите мне, виконт, куда вы направляетесь? — спросил Гиш.
— В армию принца, граф.
— И я тоже, — радостно воскликнул юноша. — Тем лучше, значит мы вместе получим боевое крещение.
— Отлично! Любите друг друга! — сказал воспитатель. — Вы оба молоды, вы, наверное, родились под одной звездой, и вам суждено было встретиться.
Молодые люди улыбнулись доверчиво, как и свойственно молодости.
— Теперь, — сказал воспитатель, — вам надо переодеться. Ваши слуги, я отдал им приказание, как только они сошли с парома, — должно быть, уже в гостинице. Сухое белье и вино вас согреют, идемте.
Молодые люди не возражали. Напротив, они нашли такое предложение великолепным и тотчас же вскочили на своих лошадей, любуясь друг другом.
Действительно, оба они были юноши с гибкими, стройными фигурами, благородными, открытыми лицами, кротким и гордым взглядом, прямодушной и тонкой улыбкой. Гишу было лет восемнадцать, но ростом он был не выше пятнадцатилетнего Рауля. Они невольно протянули друг другу руки и, пришпорив коней, поехали бок о бок до самой гостиницы. Один находил радостной и прекрасной жизнь, которой чуть было не лишился, другой благодарил бога, что успел уже в своей жизни сделать нечто такое, что должно понравиться его опекуну.
Только один Оливен не совсем был доволен прекрасным поступком своего барина. Выжимая рукава и полы своего камзола, он думал, что остановка в Компьене избавила бы его не только от этого приключения, по и от простуды и ревматических болей — неизбежных его последствий.
XXXIII
СТЫЧКА
Пребывание в Нуайоне было непродолжительным. Все спали глубоким сном.
Рауль велел разбудить себя, если приедет Гримо, но Гримо не приехал. Лошади, без сомнения, тоже оценили восьмичасовой полный отдых и предоставленную им роскошную подстилку из соломы. В пять часов утра де Гиша разбудил Рауль, который пришел пожелать ему доброго утра. Наскоро позавтракав, к шести часам они сделали уже две мили.
Беседа молодого графа представляла живейший интерес для Рауля. Юный граф много рассказывал, а Рауль больше слушал. Воспитанный в Париже, где Рауль провел всего один день, да еще при дворе, которого Рауль не видал, де Гиш со своими пажескими проказами и двумя дуэлями, в которые он ухитрился ввязаться, невзирая на эдикты, а главное — несмотря на надзор своего наставника, был для Рауля занимательнейшим собеседником. Рауль побывал в Париже только у Скаррона, и он назвал до Гишу лиц, которых он там видел. Гиш знал всех — госпожу де Нельян, мадемуазель д'Обинье, мадемуазель де Скюдери, мадемуазель Поле, г-жу де Шеврез — и принялся остроумно их всех высмеивать. Рауль очень боялся, как бы он не вздумал смеяться и над герцогиней де Шеврез, к которой он сам чувствовал искреннюю и глубокую симпатию. Но, инстинктивно ли или из расположения к герцогине, только де Гиш рассыпался в похвалах ей. От этих похвал дружба Рауля к графу усилилась.
Затем разговор перешел на любовь и на ухаживанье за дамами. Тут Бражелону тоже пришлось больше слушать, чем говорить. Он и слушал и, прослушав три-четыре довольно прозрачных рассказа, подумал, что граф, как и он, скрывает в сердце какую-то тайну.
Гиш, как мы сказали, воспитывался при дворе, и все интриги двора были ему известны. Рауль много слышал о дворе от графа де Ла Фер, только двор этот сильно изменился с того времени, как Атос его видел. Поэтому рассказы графа де Гиша содержали много совершенно нового для его спутника.
Беспощадный и остроумный, молодой граф разобрал всех по косточкам. Он рассказал о былой любовной связи между г-жой де Лонгвиль и Колиньи; о столь роковой для последнего дуэли на Королевской площади, на которую г-жа де Лонгвиль смотрела из окна; о повой ее связи с князем Марсильяком, ревновавшим ее до того, что он хотел бы перестрелять всех и каждого, даже ее духовника, аббата д'Эрбле; о любовных интригах принца Уэльского с герцогиней де Монпансье, племянницей покойного короля, столь прославившейся впоследствии своим тайным браком с Лозеном. Даже самой королеве досталось изрядно, и кардинал Мазарини тоже получил свою долю насмешек.
День пролетел незаметно. Воспитатель графа, весельчак, человек светский, исполненный учености «по самую макушку», как выражался его ученик, не раз напомнил Раулю глубокую образованность и насмешливое, меткое остроумие Атоса. Но никто, по мнению Рауля, не мог сравниться с графом де Ла Фер в изяществе, тонкости и благородстве языка и манер. Ездоки на этот раз берегли своих лошадей больше вчерашнего и в четыре часа спешились в Аррасе. Путники приближались к театру войны и решили пробыть в этом городе до следующего утра, потому что испанские отряды часто, пользуясь ночной темнотою, отваживались делать нападения даже в окрестностях Арраса.