Двадцать лет спустя
Шрифт:
— В каком смысле?
— А так: способны они взбунтоваться?
Д'Артаньян расхохотался.
— Вот еще что надумали! — воскликнул он. — Одного трясет лихорадка, которую он заполучил в вашей прекрасной стране, а другой — мальтийский рыцарь — тих и робок, как девушка. К тому же для большей безопасности мы отобрали у них все оружие, до перочинных ножей и карманных ножниц включительно.
— В таком случае приводите их с собой, — сказал Грослоу.
— Как, вы хотите?.. — изумился Д'Артаньян.
— Да, у меня восемь человек.
— Ну и что же?
— Четверо будут сторожить их, а другие четверо — короля.
— А ведь правда, — проговорил Д'Артаньян, — это можно сделать; только это причинит вам много хлопот.
— Пустяки! Приходите только, вы увидите, как все хорошо устроится.
— О, об этом я не беспокоюсь, — сказал Д'Артаньян, — такому человеку, как вы, можно слепо довериться.
Выслушав лестное замечание д'Артаньяна, английский офицер самодовольно усмехнулся: ею тщеславие было удовлетворено, а сердце вполне завоевано льстецом.
— Но, — сказал д'Артаньян, — я думаю, ничто нам не помешает начать сегодня же вечером.
— Что именно?
— Нашу партию.
— Конечно, ничто, — сказал Грослоу.
— В самом деле, приходите сегодня вечером к нам, а завтра мы вам отдадим визит. Если что-нибудь вам не понравится в наших пленниках, которые, как вы знаете, отъявленные роялисты, то можно отменить завтрашнюю встречу, и мы просто проведем приятно сегодняшнюю ночь.
— Чудесно. Сегодня вечером я у вас, завтра у Стюарта, послезавтра у меня.
— А там уже и в Лондоне. Черт побери, — воскликнул Д'Артаньян, — вы видите, что всюду можно проводить время весело и приятно!
— Да, особенно когда встретишься с французами, и к тому же такими, как вы, — подтвердил Грослоу.
— А главное — как дю Валлон, вы увидите, что это за молодчина. Он отчаянный фрондер и ненавидит Мазарини, которого однажды едва не прикончил. Им потому и дорожат, что боятся его.
— Да, — сказал Грослоу, — у него славное лицо, и хотя я его еще не знаю, но он мне очень понравился.
— Что же будет, когда вы его узнаете? Кстати, он, кажется, зовет меня. Извините, мы с ним такие друзья, что он не может долго оставаться без меня. Разрешите откланяться?
— Конечно.
— Итак, до вечера.
— У вас?
— У меня.
Они раскланялись, и Д'Артаньян вернулся к своим товарищам.
— О чем вы там толковали с этим бульдогом? — спросил Портос.
— Друг мой, прошу не выражаться так о капитане Грослоу: это один из лучших моих друзей.
— Один из ваших друзей? — спросил Портос. — Этот убийца мирных поселян?
— Тише, дорогой Портос. Это правда, Грослоу немного горяч, но я открыл в нем два прекрасных качества — он глуп и тщеславен.
Портос вытаращил глаза от изумления, Атос и Арамис с улыбкой переглянулись: они хорошо знали, что д'Артаньян ничего не делает попусту.
— Впрочем, — продолжал Д'Артаньян, — вы будете иметь случай оценить его сами.
— Как так?
— Я представлю его вам сегодня вечером; он придет к нам играть в ландскнехт.
— Ого! — воскликнул Портос, и глаза его загорелись. — А он богат?
— Он сын одного из самых крупных коммерсантов Лондона.
— И он умеет играть в ландскнехт?
— Обожает.
— А в бассет?
— Это его страсть.
— А в бириби?
— Знает до тонкости.
— Отлично, — сказал Портос, — мы проведем приятную ночь.
— Тем более приятную, что за ней последует другая, еще более приятная.
— Как так?
— Сегодня он играет у нас, а завтра мы у него.
— Где это у него?
— Я вам после скажу. Теперь же позаботимся о том, чтобы достойно принять Грослоу. Сегодня к ночи мы будем в Дерби; пусть Мушкетон едет вперед, и если найдется хоть одна бутылка вина в целом городе, пусть он купит ее. Недурно было бы также, чтобы он приготовил маленький ужин, к которому вы, Атос, не притронетесь, потому что у вас лихорадка, а вы, Арамис, потому, что вы мальтийский рыцарь, которому наши вольные солдатские разговоры противны и заставляют вас краснеть. Слышите вы, что я говорю?
— Слышать-то слышу, — сказал Портос, — но черт бы меня побрал, если я хоть что-нибудь понимаю.
— Друг мой Портос, вы знаете, что по отцу я происхожу от пророков, а по матери — от сивилл, и потому я говорю только загадками и притчами; имеющий уши да слышит, а имеющий глаза да видит. В данную минуту я не могу вам больше ничего сказать.
— Действуйте, мой друг, — сказал Атос. — Я уверен, что все, что вы делаете, хорошо.
— А вы, Арамис, того же мнения?
— Совершенно того же, дорогой д'Артаньян.
— Ну и слава богу, — сказал Д'Артаньян. — Вот истинно верующие, для которых приятно совершать чудеса. Не то что этот маловерный Портос, которому предварительно надо все увидеть и потрогать рукой.
— Это правда, — лукаво заметил Портос, — я очень недоверчив.
Д'Артаньян хлопнул его по плечу, и так как в это время приехали к месту завтрака, разговор прервался.
Около пяти часов вечера, как было условленно, Мушкетона выслали вперед. Мушкетон по-английски не говорил, но, попав в Англию, он заметил, что Гримо в совершенстве заменяет слова жестами. Он стал учиться у Гримо и в несколько уроков благодаря таланту учителя достиг некоторого навыка.
Блезуа отправился тоже с Мушкетоном.
Через несколько часов наши четверо друзей, проезжая по главной улице Дерби, заметили Блезуа, стоявшего на пороге одного приличного с виду дома. Здесь была приготовлена им квартира.
Весь день они даже не приближались к королю, боясь возбудить подозрение, и, вместо того чтобы обедать с полковником Гаррисоном, как накануне, обедали одни.
В условный час Грослоу явился. Д'Артаньян принял его как старого друга. Портос смерил его с ног до головы и усмехнулся, найдя, что, несмотря на ловкий удар, нанесенный Грослоу брату Парри, на вид он довольно жидковат. Атос и Арамис делали все возможное, чтобы скрыть отвращение, которое он им внушал.