Двадцать один день следователя Леонова
Шрифт:
— Сэки, — сказал брюнет.
— Да мне-то что, — майор обратился к курильщику, словно ища у него поддержки, — куда нас поперло… Я не за этим пришел. Тут уж увольте. Гроши свои ищите сами. Ну, так что, не договоримся? — Леонов поднялся.
Брюнет загородил ему дорогу.
— Ты хто будэшь?
— Я? Завхоз.
— Э! — махнул рукой брюнет и сел на место. От резкого толчка крышка стола поднялась, загремели по полу бутылки.
— Осторожно, Спартак! — прикрикнул курильщик и стал собирать посуду.
Леонов решил больше не задерживаться.
— Ну, бывайте, — сказал он и пошел к выходу. С порога добавил:
— Эх,
Сему словно ударило током. Он подскочил и заорал:
— Ты! Завхоз! Мать твою… Ты повкалывай, как мы, с утра до ночи. Тогда я посмотрю, как будешь грошами разбрасываться. А то мы им будем помогать, а аппаратчики себе дачи за счет трудяг строят. Пусть эти деньги детям и отдадут. Так вот, хрен я тебе свою копейку отдам!
— Ты что-то, Сема, разошелся! — курильщик опять подбросил зажигалку. Резко повернувшись, щелкнул зажигалкой перед самым семиным носом.
— Иди ты, — выругался Сема и, махнув рукой, отвернулся.
— Слышь, завхоз, это он у нас так… Горячий. Утрясется. Да, Сема?
Сема что-то пробурчал, опускаясь на лежанку.
— Вот видишь, завхоз, все улаживается. Ты погодя приходи. Покалякаем. Смотришь, и наш бугор притопает. Авось и договоримся.
— Ну, бывайте! — Леонов прикрыл за собой дверь.
Он шел медленно, припоминая и обдумывая каждое слово. Не ясна была роль Спартака. По оценке Васильева, он был работягой, рычагом бригады, но жаден до денег. Сейчас же выглядел абсолютно пассивным. К тому же вчера, похоже, никуда не отлучался. Не вызывали подозрений и остальные. Они даже не пошевелились, безразлично наблюдая за происходящим. Что это? Игра? Неужели что-то почуяли и стараются себя не выдать? Или, хуже, спугнул? И для чего бригаде воровать собственные деньги? Потом еще раз сдернуть с вожака? Трудно в это поверить, но и исключить нельзя. Кто-то один из них хотел взять себе долю побольше? Опять-таки не исключено. Но — кто? Спартак? Сема? Нет, этот — горлопан и трусоват. Курильщик? Не похоже. Урвать он может, совершить маленький подлог… Но большое дело?.. Вряд ли. Остальные? По их безразличным физиономиям можно без труда прочитать, что на такое они не способны? Кто? Опять выплывает Спартак. Или все же кто-то из бригады, и он просто ошибается? Но что-то удерживало Леонова от таких выводов.
«И все же, если подвести черту, ничего подозрительного не было заметно», — подумал Леонов и тотчас же снова засомневался: «Может быть, надо было по-другому? Зачем присваивать себе несуществующую должность. Может, надо было сразу под нос книжицу и — допрос: где каждый был накануне от пяти до восьми? Пожалуй, сказали бы, что вкалывали на объекте. Свидетели? Это легко предусмотреть, найти того, кто подтвердит. Пыль тут в глаза пустить нетрудно. Но для этого надо посвящать в дело всю бригаду. И не могли они, если бы были виноваты, не почувствовать во мне другое лицо. Ведь после того, что они совершили, ясно, как божий день, что начнется расследование».
Леонов оглянулся. Улица была пустынна. «Если заподозрили что-то, начали бы следить», — подумал майор.
Майору показалось, что кто-то юркнул за угол дома. Вроде, тот, с льняными волосами, Сема… Майор ускорил шаг. Навстречу из-за поворота вышла группа ребят. Воспользовавшись моментом, Леонов сам махнул за дом. Но просматривать улицу стало труднее, откуда-то появился народ. Майор еще постоял. Не заметив ничего подозрительного, побрел дальше. Мысли раздваивались.
Вот
IX
Дома никого не было. Остатки утренней еды были спрятаны в холодильник. Молодец, Вовчик! Леонов взял деньги и снова отправился в банк.
Народу в банке было немного. Майор занял очередь к нужному окну. Перед Леоновым стояла пожилая женщина. Когда подошла ее очередь, она, сдвинув платок, постаралась как можно дальше просунуть свою голову в окошечко.
«Не доверяет», — подумал Леонов и стал через стекло разглядывать кассиршу. Лица ее не было видно, она сидела, склонившись над бумагами. Зато он хорошо смог рассмотреть ее пышную прическу. Она! Об этой прическе говорил Васильев.
Когда девушка подняла голову, что-то спрашивая у посетительницы, майор окончательно убедился, что это была та самая сотрудница. Кооператор достаточно подробно обрисовал ее лицо. Да, она, действительно, была красива. Большие серые глаза без всяких «теней» выделялись на ее удлиненном, но с мягким овалом лице. Яркие, полные губы.
«Неужели она на такое способна? Может, та, что сидит напротив?»
Леонов посмотрел в другую сторону. Вторая кассирша была пожилой, усталой женщиной со строгим, несколько отталкивающим лицом.
«Нет, не похоже. Эта — старая служака. Она не допустит».
— Слушаю вас, — услышал он мягкий голос.
— А… — заволновался майор и полез в карман за деньгами. — Вот, — протянул он свои сбережения.
— Вы что, заводите новую книжку?
— Что вы спросили? — он постарался просунуть голову подальше в окошечко.
— Я спрашиваю: у вас есть сберкнижка или хотите завести новую?
— Новую.
Девушка, приняв деньги, быстро пересчитала их своими тонкими, изящными, как у пианистки, пальцами.
— Шестьдесят, — сказала она, протягивая руку к стопке сберегательных книжек.
— Точно, — майор еще глубже попытался просунуть голову.
— Сломаете, — заметила кассирша.
— Сделаю, еще лучше, — ответил он.
— Не надо. А то придется вызывать милицию.
— Согласен. С ней лучше не связываться, — он выразительно посмотрел на девушку. Эти слова не произвели на нее никакого впечатления. Она просто их не заметила. Лицо оставалось спокойным.
— Паспорт, — не отрываясь от писанины, автоматически сказала она.
Оформив все, она подала ему сберкнижку.
— Становлюсь вкладчиком, дома деньги держать стало опасно. — Леонов опять выразительно посмотрел на девушку.
— Давно пора понять это, — сказала кассирша. — Мы и раньше об этом говорили, — и она показала на плакат, висевший за ее спиной и призывавший хранить деньги в сберегательной кассе.
— Отличный плакат, — сказал он, — жаль, что не видел его раньше. Только вот как с сохранением тайны вклада?
— Гражданин, да кто на ваши гроши позарится?