Двадцать семь костей
Шрифт:
Вы знаете, что если дело ведут два следователя, один из которых — хороший полицейский, а другой — плохой, то обычно все кончается тем, что хороший получает признательные показания в камере для допросов, если, конечно, ему удается это сделать, в то время как плохой следит за происходящим через зеркальное стекло. Однако нужно учитывать один момент. Если плохой коп получит возможность запугать подозреваемого, игра не будет стоить свеч.
На одного преступника, который в подобной ситуации сознается, приходится пять, которые либо будут молчать, либо прибегнут к помощи адвокатов, либо
Вы можете спросить меня: а что, если допрашиваемый вами человек и есть этот самый школьный хулиган? Будет ли он отвечать охотнее на проявление жестокости, угроз и силы?
Как ни странно, я дам отрицательный ответ. Почему? Да потому, что любой психиатр скажет вам, что это факт, доказанный самой жизнью: каждый человек, начиная от матери Терезы и кончая Джеком Потрошителем, действует, исходя из одинаковых простейших потребностей, используя одни и те же средства защиты и переживая такие же эмоции, как и все остальные люди. Мы все хотим чувствовать себя защищенными, стремимся к тому, чтобы нас любили и уважали.
Для проведения аффективного допроса необходимо принимать все это во внимание, признавать основные эмоциональные потребности и чувства опрашиваемого и использовать их для получения того, что должно быть — я подчеркиваю эти слова, «должно быть» — целью любого допроса, проводимого полицейским: правды. Вы находитесь в камере для допросов не для того, чтобы получить признание или подтвердить свою теорию, вы должны добыть правдивую информацию.
Итак, у нас сегодня много работы. До перерыва мы должны разобраться с основами проксемии, кинезии и паралингвистики, а если у нас останется время, то мы разделимся на небольшие группы для проведения ролевой игры. Есть какие-нибудь вопросы, прежде чем мы начнем?
— Да. — В четвертом ряду аудитории приподнялся мужчина в красной рубашке, его ковбойские ботинки торчали в проходе. — По-вашему, чтобы получить показания у насильника-педофила, я должен проявить к нему уважение?
Пандер вышел из-за кафедры.
— Хочешь узнать мое мнение, безмозглый, неотесанный чурбан?
Мужчина мгновенно вскочил. Единственный вопрос, который теперь мучил его, — это куда ему пойти: сразу к дверям или к Пандеру.
Пандер вернулся на место и вытянул вперед руки, подавая ему знак успокоиться.
— Я просто хотел привести пример. Как вас зовут?
— Бафферд.
— Видите… я проявил к вам неуважение — и теперь даже не могу узнать ваше имя.
— Меня зовут Рей. — Бафферд сел на место, в аудитории раздались смешки. Но соседи Бафферда смеяться не решились.
— Отвечаю на ваш вопрос, Рей. Да, это тяжело. Но в конечном счете вы должны признать, что у него те же потребности в уважении, что и у вас. А если вы сомневаетесь, то просто спросите себя, как бы вы стали разговаривать со мной тридцать секунд назад, когда я нагрубил вам.
Есть еще вопросы? Ладно. Тогда начнем. Проксемия. Наука о пространственной психологии. Считается, что оптимальное расстояние для интимного общения составляет сорок пять сантиметров. Дружеский разговор предполагает расстояние от сорока пяти до ста двадцати сантиметров. Общение, осуществляемое на расстоянии более четырех футов, считается социальным, более шести футов — публичным, если только вы не имеете дело с представителем другой страны, об этом мы поговорим позднее. Я расскажу вам, как организовать свое личное пространство во время допроса…
— Льюис, нам надо поговорить.
О Боже! Любой женатый мужчина меньше всего хочет услышать эти слова. Даже если он не мучается от похмелья, чего нельзя было сказать о Льюисе Апгарде. У него было страшное похмелье, виной чему — крепкий белый ром Сент-Люка. Льюис с трудом разлепил глаза. Говорят, белый мужчина не должен пить белый ром. Наверное, так оно и есть.
— Ты помнишь прошлую ночь, Лью?
И еще раз. О Боже! Нужно обязательно составить список фраз, которые ненавидят все женатые мужчины. Льюис осторожно обвел глазами спальню своего особняка, выстроенного в конце восемнадцатого века и известного как Большой дом Апгардов, выискивая хоть какие-то зацепки.
— Почти не помню, — признался он.
Его прекрасная половина выплыла из ванной в костюме для гольфа: клетчатых шортах и белой безрукавке. Ее полное имя было Линдсей Хоканссон Апгард — обе фамилии весьма известные на Сент-Люке. Но все, включая слуг, звали ее Хоки. Бездетная стройная женщина, отличная пловчиха, хорошая наездница и начинающий игрок в гольф, она одновременно выглядела и старше, и моложе тридцати трех лет — они с мужем были ровесниками. Тропический климат не пощадил ее скандинавской кожи, но своими гримасами она по-прежнему напоминала испорченную маленькую девчонку. На этот раз Хоки капризно надула губы: «Так я и думала».
Неожиданно Льюис захотел в туалет. Он откинул одеяло, спрыгнул с кровати и трусцой промчался мимо нее в ванную, даже не пытаясь скрыть свою утреннюю эрекцию.
— Ну? Ты мне расскажешь или нет? — крикнул он через шум струи, бьющей по воде. Несмотря на похмелье, он почувствовал облегчение и даже удовольствие. Учитывая то, как складывалась его семейная жизнь, это, пожалуй, было самым приятным, что он делал со своим членом.
— Я подожду.
Он спустил воду и вернулся в спальню. Хоки сидела рядом со своей сумочкой, причесывая светлые волосы короткими яростными движениями. Она повернулась к нему спиной, но видела его отражение в зеркале.
— Надень штаны, — велела она, не оборачиваясь. — Я не стану разговаривать с тобой, пока ты трясешь здесь своими причиндалами.
«Это уже мое дело», — подумал Льюис, поднимая и натягивая шорты, валявшиеся на полу около мусорной корзины. Раньше она называла его член Кларком. Точнее, говорила «Льюис и Кларк», потому что в первые годы замужества редко видела одного без другого.
— Так лучше?
— Да, спасибо, — быстро ответила Хоки.
Льюис тяжело опустился на край кровати.