Двадцать сигарет в пачке
Шрифт:
– Весь видимый мир… – нестройным хором ответили титаны.
Высунув языки, они старательно перерисовывали символы и знаки на глиняные таблички, которые затем сразу бросали на обжиг в жертвенный костёр.
Адам продолжал свой трудный рассказ о природе мироустройства, старательно подбирая слова и символы для каждого нового понятия и значения. Рассказывать приходилось так много, что обучение растянулось на многие месяцы. Человек показывал титанам на небе движения светил, отмечая на глине знаками их названия и движения. Дополняя образы, он старался
В какой-то момент это даже показалось ему самой действенной формой обучения для существ, чей разум не подготовлен к созерцанию столь сложных умозаключений.
Титаны старательно записывали все на глиняные таблички, запоминая и многократно проговаривая непостижимые для них понятия как заклинания. Со временем Адам понял, что если уложить всю историю мироздания в систему человеческих образов, то людям станет проще запомнить ее – как хронику человеческой жизни, образы и понятия которой близки и знакомы ученикам Человека.
– …и вот тогда Энлиль послал потоп. Потому что лишь пространство неизменно, а все сущее в нем должно изменяться во времени, умирая в одной форме и воскресая в другой. Но Энки, который есть хитрость и умение, научил человека, как построить ковчег и обмануть время. Энки избрал себе нестареющего героя – Гильгамеша. Пишется вот так вот, сложно: гильгаа-мес… так вот, Гильгамеш отправился в верхний мир Ан где сразился с верховным Эа и забрал себе золотые яблоки бессмертия.
– Да будет так! – ответили титаны.
Адам замолчал и осмотрел множество глиняных табличек, сплошь исписанных знаками и символами.
– Эту часть истории нам предстоит ещё исполнить. Чтобы попасть в страну Ан, Гильгамешу нужно найти в неё вход. Такую священную лестницу, которая свяжет этот мир-Калам с миром-Эа. Она открывается лишь раз в двадцать шесть тысяч лет. Тогда небесные светила в поклоне выстроятся в два ряда перед Гильгамешем, по правую и левую его руку и тёмный Ра, приблизившись, закроет собой свет солнца. Тогда откроется проход, скрытый запечатанной дверью. Тот, кому хватит силы отворить непроходимую дверь, найдёт за ней древо и срубит его, наконец!
Движение мысли завело Адама в капкан памяти. Он увидел сцену далёкого прошлого, услышал крик Гини и запах смерти вокруг. На миг он вновь ощутил себя стоящим под Кислым Деревом, и каждая деталь события снова воскресла перед ним. Адам почувствовал тепло и запах того мгновения, когда от вкушения запретного плода в нем родился ядобог. Он стал задыхаться от пожирающего его яда, имя которому гнев, и, пытаясь вырваться из его удушающих объятий, взорвался яростным криком:
– Исчезни!
Видение рассеялось. Человек, тяжело дыша, оглянулся и заметил, что огнём своей ярости разбил все глиняные таблички с записями. Титаны смотрели на него, парализованные страхом.
Адам смутился.
– До завтра каждый должен восстановить Знание на новых табличках.
– Да будет так! – робко ответили титаны.
Так же надменно развернувшись, Адам ушёл в сторону весёлого шума, в котором потомки его первых детей проводили свою необременённою познанием мира праздную жизнь.
Там, предоставив вину власть над своим сознанием, Адам вкусил суррогат любовной близости. Их женщины затянули песню тонкими голосами. Похлопывая себя по бёдрам в такт мелодии, они сомкнули кольцо хоровода вокруг Человека. Радужно-слащавая пелена упала на его глаза, и он почувствовал жаркие поцелуи на губах.
Проснувшись утром, Адам с отвращением высвободился из объятий спящих аборигенок. Но лишь только он поднялся, очнувшиеся словно по команде туземки снова завели песни, повиснув на его руках и ногах. Адам запротестовал, попытался вырваться и даже повысил голос, чтобы отпугнуть их, но по-настоящему разозлиться не смог. Наивность и доброта местных жителей, их гостеприимство не позволили Человеку выпустить на них дух ненависти.
К нему на грудь упала дочь вождя племени и умоляюще глядя в глаза, пискляво залепетала на своём наречии.
Человек, с нескрываемым раздражением посмотрел на неё.
– Дочь наша, мы не понимаем, чего ты хочешь?
Она продолжала говорить, прижимая адамовы руки к своему животу.
– О, всемогущее Сияние, только Ева смогла бы понять тебя. Нам нечего тебе больше дать, что же тебе надо? Мы не понимаем. Ной! – он окликнул старика. – Зачем эта девушка испытывает наше терпение?
Тот, протирая пьяные глаза, вылез из-под груды пустых кувшинов.
– Всеведущий Баал не может понять простых стремлений? Она требует, чтобы Баал стал отцом ее ребёнка.
Адам не понимающе посмотрел сначала на Ноя, а затем на стоящую перед ним девушку.
– Что значит отцом? Когда? Почему? Мы не можем этого тебе позволить, понимаешь? Нет? Не понимаешь. Ной объясни ей, что мы не можем! Потому, что только Ева, ваша великая мать, хотя ты ее конечно не знаешь и никогда не видела… Тем не менее, только она… Нет, не надо нас хватать! Перестань! Ной, как ей объяснить?
– Веды дай! Дай веды! – визгливо пищала девица, словно прося подаяние.
Ной, усмехнувшись, потянулся к кувшину с вином.
– Бесполезно, Баал. Если уж Матсьягандха решила с тебя что-либо поиметь, уж будь уверен – не отвяжется, пока это не получит.
– Что значит не отвяжется? Ты что будешь нас преследовать? И что это за имя такое – Матсьягандха? Кто тебе его дал?
– Ной не думает, что это имя. Кличка – воняющая рыбой. Она просит, чтобы Баал передал ее сыну Знание, которое он вручил сыновьям Ноя, – сказав это, Ной презрительно усмехнулся, – Слышали бы это их матери, думаю они бы быстро перебили эту рыбную вонь, несущуюся из ее рта.