Двадцать тысяч королей или гадание по Китайской Книге Перемен
Шрифт:
Дабы не впутываться во всю эту катавасию я принял твердое решение посещать лишь те мероприятия, куда меня пригласит Патриарх. И он пригласил. Это был Второй Съезд его Партии, которая имела «левый уклон». К съезду по своей инициативе напечатал календари с логотипом Партии. Лучше бы я этого не делал. Ибо этот незначительный поступок в корне перевернул всю мою жизнь. Съезд проходил в гостинице Россия, на месте которой ныне отстроен парк Зарядье. Собралось около двух десятков человек. Было понятно, что мероприятие это дежурное. Во время перерыва я хотел было покинуть это сомнительное сборище, но на улице мелкий функционер партии, курящий сигарету, жалобно попросил: – Не уходите. Нас и так мало.Так никого не останется. Это уже потом Партия разрослась до гигантских масштабов. Ее офис переместился в одну из высоток Нового Арбата, а съезды проходили в Доме Союзов. Это были мероприятия иного масштаба. Молодые политики из провинции мечтали попасть в поле зрения столичных партийных бонз. А девушки-провинциалки надеялись познакомиться с олигархами – капитанами отечественной промышленности, которые в обязательном порядке посещали
Мне приснился сон. Я приглашен на прием. Скорее, это не прием, а аудиенция. Я стою в длинной очереди царедворцев, которые скопились на парадной лестнице роскошного дворца. Среди царедворцев мелькают знакомые лица деятелей московского политического бомонда, которые принадлежат к различным партиям. И хотя в различных телевизионных ток шоу они нещадно поливают друг друга грязью, здесь они мирно переговариваются и терпеливо ожидают своей очереди предстать перед влиятельным мужем. Мне это надоедает, и я тайком поднимаюсь по лестнице в парадную залу. Там на богатом троне восседает Андрей Александрович в торжественном одеянии. Наверное, такие носили дожи Венеции. Трон поражает своим убранством. Позолоченные львы мирно улеглись у его подножия. Подлокотники вырезаны в виде орлиных голов. Высокая спинка трона украшена золотой фигурой змея, свернутого в клубок. Гости подобострастно в великом волнении и трепете подходят к патриарху, преклоняют перед ним свои колени, прикладываются к его длани и в волнении отходят. Я понимаю, что мне необходимо вернуться на парадную лестницу и дождаться своей очереди преклонить колени перед могуществом патриарха. Во сне я толком не понимаю, чему поклоняются царедворцы – богатому одеянию и величественному трону или же моему патриарху. Странно. В руках у меня пустой лист бумаги с моей подписью. Этот лист я должен буду вручить патриарху: «Отдаю, мол, тебе мою душу. Вот и автограф мой. Подписываюсь перед твоим могуществом. Пиши, что пожелаешь над моей подписью на пустом листе. Я на все согласен». Я понимаю, что не сделай я этого, то попаду в черные списки, неведомо кем составляющимися и неведомо где хранящимися. И житья мне в этом случае не будет. Проснувшись, я осознаю, что великих людей нельзя не страшиться. И пусть по жизни они носят непрезентабельные костюмы и ботинки на танкетке марки «Скороход», во снах они облачены в пурпурные рясы, вышитые золотой нитью и восседают на ослепительных тронах, в изголовье которого примостился Змей,
НИ БУЙВОЛЫ, НИ ТИГРЫ НЕ БРОДЯТ ПО ПУСТЫНЕ ИЛИ БАЛАНС МЕЖДУ РАЗНЫМИ ГРУППИРОВКАМИ
Гадание по китайской Книге Перемен: «В речах пусть будет стойкость. И раскаяние исчезнет. (Гексограмма Гэнь)».
Во время одной из встреч Патриарх пожаловался, что очень устал от партийной суеты. – Приходят эти и жалуются на тех. Затем приходят те и жалуются на этих. Если бы Вы знали, как я устал от всего этого. Эти слова показались странными, поскольку, непрерывное поддерживание внутрипартийного конфликта входило в негласные правила игры. Всякого рода вздрязги способствовали политической активности. В этой связи часто вспоминался фрагмент советского фильма «Свинарка и пастух», в котором главная героиня Глаша тормошит новорожденных поросяток, дабы они начали жить. Противоречия были движущей силой любого дела, тем более – политических перемен. Лидер Партии, при этом, по тем же неписаным правилам, должен был оставаться над схваткой.
Но в случае с Патриархом все было иначе. Меня не раз удивляло его абсолютное спокойствие и индифферентность при получении известий о каких либо экстраординарных событиях. Его мало чем было возможно удивить. Казалось, что все это он уже видел и слышал. А с теми или иными поступками политиканов различного пошиба он уже сталкивался в каких то иных измерениях. Все приходили к нему как к отцу родному и изливали горечь потаенных уголков своих душ. А он, молча, слушал и ничему не удивлялся. Было нечто таинственное в его личности, что позволяло людям не сомневаться, что Патриарх их поймет. Скорее всего, это качество он выдрессировал в себе в течении бесконечно долгих лет своей политической карьеры. Сегодня он был океаном, который мог вместить в себя все реки и ручейки русского политического поля.
Молодые политики, которые были у всех на слуху, обладали большим энергетическим потенциалом. И этот потенциал требовал выплеска энергии. Они при каждом удобном случае поносили друг друга, при этом умудряясь не выходить за негласные рамки правил игры. Словно некий опытный дирижер умело руководил всеми аккордами этой симфонии. Иногда складывалось впечатление, что Патриарх сам поощрял громкие, а подчас и скандальные, выходки молодых политков. Как говорится: «Милые бранятся, только тешатся». Поэтому его, если не любили, то уважали. Показательно, что Патриарха предпочитали не упоминать в своих мемуарах эти деятели. Ему удавалось оставаться в тени и при этом не терять контроль над ситуацией в целом. Последнее свидетельствовало об исключительности его опыта и позиции. Андрей Александрович был проинформирован о всех передрягах и крепко держал все нити потенциальных возможностей игроков политического театра. Я заметил, что он не появлялся на тех заседаниях политсовета Партии, на которых планировались межпартийные разборки. Подобная позиция импонировала. Возможно, подобной позиции хотел придерживаться и я. Но этого положения нужно было заслужить. До него нужно было дорасти. Как гласит китайская мудрость «Ни буйволы, ни тигры не бродят по пустыне». Невозможно участвовать в политической жизни, сознательно удалившись в «пустыню».
–
Иногда казалось, что Патриарх сознательно создавал различные нестандартные ситуации в моей жизни, дабы увидеть, как я из них выкручусь. Делал это он не со злости. Просто мои решения подчас помогали ему найти правильный код поведения в вопросах уже его жизни, которая имела совсем иной масштаб. Иногда, когда было особенно трудно, Звезда предлагала принять мудрое решение и лечь спать. Или же сегодня и сейчас устроить Новогодний Праздник, хоть на дворе стоял сентябрь. Она доставала короб с хрупкими елочными игрушками и начинала их бережно перебирать. Иногда я огрызался. Тогда Звезда примирительно просила: «Хорошо. Хотя бы конфетку тогда дай». Это часто помогало. Решение проблемы после этого иногда приходило само собой. Так мне удавалось сохранить свое человеческое достоинство и окончательно не стать винтиком в аттракционе политических представлений.
Ночью мне приснился Патриарх. На этот раз он был Дожем в стране Олимпии. Олимпия оказалась большим монастырем. Там жили одни монахи. Главный Дож так же был монахом. Он был строгим и справедливым. Его побаивались и любили. Несмотря на то, что у него был важный и надменный вид, он был вольнодумцем и его, даже, демократическая пресса страны Олимпии причисляла к Либералам. Говорят, он втайне осуждал иных монахов за веселость, называя их заблудшими агнцами. Агнцы были рады, что в пастыри им дан не Волк. Хотя в том монастыре водилась и партия волков. На слова Дожа-Патриарха о том, что он предпочитает, что бы и волки были сыты и овцы целы, партия волков время от времени скулила: « Мы не знаем как насчет овец, но волки на сегодняшний день очень, очень голодны». Тогда Дож разрешал волкам немного пошалить. Объяснение своим решениям Дож давал в выпускаемых им энцикликах, которые были написаны в форме иносказательных изречений. Одна из них, была посвящена мне. «Не вкусив различных явств, не познаешь их вкуса. Дабы быть человечным, нужно познать горечь и боль. Дабы ценить труд, нужно познать пренебрежение к себе и чувство утраты». В этой связи мне вспомнилось высказывание члена политсовета Гурова, который со знанием дела утверждал, что количество соли в крови человека у всех одинаково, будто он пробовал ее на вкус. Во сне Патриарх переживал за своих подопечных, как бы они не подхватили французской болезни или кароновирус. Поэтому он советовал им на ночь употреблять простоквашу и тщательно мыть руки и полоскать рот. Иных бездарей и лоботрясов Дож-Патриарх осуждал публично. Порой осуждал и усердствующих трудолюбцев, видя в них сеятелей зависти и раздора. И те и другие принимали порицания со смехом и публично о них рассказывали, будто речь шла о ком то постороннем. Одним из этих трудолюбцев, возмутителей спокойствия, был Я. Как то мой Дож затосковал, и удалился от дел. Монахи выбрали меня делегатом к нему, дабы узнать, почему Дож покинул их. – Сплю до изнеможения. Подавляю Врага, – ответил Дож. – Одиночество нужно, дабы хранить Путь. Ведь от Пути и на миг нельзя отойти. То, от чего можно отойти, то вовсе и не является Путем. Мне стало стыдно, что в помыслах я продумывал, как бы выпросить для себя у Патриарха те или иные преференции. Ведь эти мелочи отвлекали Его от Хранения Пути. В том сне мне приснился другой сон. Я зашел в заброшенную часовню помолиться. Со старых фресок на меня глядели лики святых. В центре был изображен Изверг Рода Человеческого. Он не был страшным. Скорее – добрым. На его лице отразились глубокие раздумья и сомнения. Из его головы , словно Афина из головы Зевса, рождалось целое воинство Святых в белых одеяниях. Крайний из этих святых кормил птичек. В том «несмышленыше» я узнал себя.
Посланный сигнал вынудил меня в дальнейшем более осторожно и осмотрительно выстраивать диалог с Патриархом. Подтверждение этим мыслям я нашел на выставке картин Кирико, куда меня затащила Звезда. Странные то были картины. Почти на всех них среди сюрреалистического пейзажа были изображены одинокие башни. В этих башнях угадывалась щемящая сердце ностальгия души по иному измерению. То была тоска, заключенной в материальную оболочку души по вселенной. Башни всячески хотели вырваться в небо. А я думал о преференциях.
КРОЛИК-МОЗГУН
Кролик-Мозгун беспомощен. Он ведь кролик. Его постоянно жалко. У него непрерывные проблемы. Его всегда нужно спасать. Кролик-Мозгун не оставит тебя в покое и напомнит о себе, когда начнешь забывать о нем. У него обязательно прорвет водопровод, когда у тебя важное совещание. Он забудет паспорт, когда вы уже в аэропорту. Кролик-Мозгун умудриться подхватить простуду, когда на улице тридцатиградусная жара. Он всегда «тупит». Очень любит поплакать и грозится кончить свою жизнь суицидом, потому что окружающие плохо понимают его. Постоянно сидит в инстаграмме и требует себе новых луков. Мне иногда хочется хорошенько отхлестать Кролика-Мозгуна ремнем, но я опасаюсь что соседи напишут на меня донос. Только это останавливает меня от этого шага.