Двадцатое июля
Шрифт:
Штольц кусал губы. — Он не может отказаться от таких денег».
— Перстень не из дешевых? — Пауль «созрел».
— Дорогая вещь. Клянусь.
— Хорошо. Перезвони через десять минут.
Журналист положил трубку. На десять минут нужно себя чем-то занять. Просто сидеть и ждать он не мог. На всякий случай Карл еще раз обшарил квартиру, но больше ничего интересного не нашел. Кроме разве что крайне полезной вещи — чемодана. В который он и упаковал все свои «трофеи».
Рана постоянно беспокоила, но Штольц старался не обращать на ноющую боль внимания. Жизнь стоила
— Я договорился.
— Куда мне подъехать?
— Нет. Приедем мы. Диктуй адрес.
Штольц назвал адрес соседнего дома.
— И послушай, Карл, — произнес Леви скороговоркой, словно опасаясь чужих ушей, — тому человеку» который будет со мной, отдай только половину суммы. Вторую половину отдашь через три часа» когда он все сделает. Перстень сбереги для меня. Мой подельник о нем не должен знать. Я верю тебе. Что «гайка» не подделка.
Мюллер стянул китель, повесил его на стул. Потом спустил с плеч подтяжки. Прошел в клозет, открыл водопроводный кран, сполоснул лицо и шею. Вроде стало легче.
Литценберг вошел не постучавшись. Так приказал шеф.
— Сбрось китель, умойся, — посоветовал группенфюрер, доставая коньяк и бокалы. — Сегодня отдохни, а завтра засядешь в информационный отдел.
— Зачем? — Литценберг промокнул лицо полотенцем.
— Нужно найти мальчишку или девчонку по фамилии Шилов. Или Шилова.
— Родственников русского?
— Да. И чтобы никаких ошибок. Прозит. — Мюллер одним глотком осушил бокал. — Как тебе прощальная церемония?
— Думаю, ни один из этих «жмуриков» при жизни ни о чем подобном и не мечтал. Все-таки, Генрих, что ни говори, а в их сраном движении что-то есть. Что-то такое, что притягивает, завораживает. Некая магия, что ли… Когда они на кладбище запели «Хорст Вессель», мне, признаюсь, стало не по себе. Жутковато. Но одновременно и восхитительно.
— Вспомнились былые времена? — «Мельник» устало откинулся на спинку кресла.
— Угадал. Все-таки автора этой песенки убили тогда по моей наводке. И с твоего приказа.
Мюллер снова наполнил бокалы.
— Нации нужны герои. Вот она и подобрала то, что валялось на дороге. Кстати, убийца Хорста, как там его звали…
— Хеллер. Али Хеллер. Сутенер. На чем я его и поймал.
— Где он сейчас?
— В концлагере. Если, конечно, не сдох.
— Нужно, чтоб сдох. Проверь. Не хватало еще, чтобы его освободили и он начал трепаться на каждом углу, кто именно заставил его шлепнуть того гомика.
Литценберг сделал глоток, закашлялся:
— Вессель не был гомиком. Он был сутенером.
— Какая разница. — Мюллер устало прикрыл глаза. — Найдешь родственника, привезешь сюда и посадишь в «одиночку», если меня не будет на месте. Интересно, что сейчас думает Скорцени?
Вопрос прозвучал неожиданно, но Литценберг не удивился: он давно уже привык к особенностям мышления группенфюрера.
— Мне это неведомо, но будь я на месте Большого Отто, отвез бы Шилова куда подальше. Раз тот нужен ему для каких-то важных целей. Не зря ведь его люди встречали русского, когда мы того отсюда выпустили.
— Не зря, — согласился Мюллер. — И, судя по всему, «Ивана» собираются использовать в очень скором времени. Нам следует сделать все, чтобы их опередить…
Премьер-министр тяжело опустился в кресло, жестом предложил всем присутствующим последовать его примеру.
Длинная сигара привычно разместилась в левом уголке губ лидера Великой Британии, что говорило об одном: диалог с военной элитой предстоял долгий и, вполне возможно, нелегкий. Первым слово взял сам Черчилль.
— Нападение немецких ракет на Лондон стало для нас всех полной неожиданностью. А потому мы должны ответить гитлеровцам тем же. Итак, господа, ваши предложения.
Первым, как и положено, отозвался министр обороны:
— На мой взгляд, следует вторично стереть с лица Земли полигон в Пенемюнде. Тогда по крайней мере прецедентов с ракетным обстрелом Лондона не повторится.
— Это ничего не изменит, — вставил реплику руководитель разведки. — Во-первых, немцы все равно смогут его быстро восстановить, как они сделали это ранее. Во-вторых, специалисты подтвердили данные, ранее переданные из-за линии фронта, что ракеты можно выпускать не только со стационарных площадок, как в Пенемюнде, но и с передвижных установок. Так что разгром полигона должного эффекта не произведет.
— Можно мне высказать свое мнение?
Черчилль посмотрел на министра военной промышленности и утвердительно кивнул:
— Мы вас слушаем.
— Считаю, нам следует произвести бомбардировку авиацией, совместно с союзниками, объекта, занимающего особое место в обороне Германии.
— Такие объекты почти все уже разрушены. — Представитель парламента, сэр Кент Пирс обернулся к премьер-министру: — Я имею в виду наземные постройки. А подземные заводы, к сожалению, практически недосягаемы.
— Вы меня не поняли. — Министр обратился непосредственно к законотворцу: — Я говорю не только о городе, напрямую связанном с обороной. А о городе, который является национальным достоянием Германии.
— Вы имеете в виду… — представитель парламента даже не решился закончить фразу.
— Да. Именно. Какой-то из культурных центров — Дрезден или Гетенбург. Помнится, на одном из совещаний мы обсуждали подобную операцию. И отказались от нее только из соображений сохранения культурного наследия немцев. Но сегодня они ударили нам в спину. И потому я считаю, что мы имеем право на ответный удар.
— Но Дрезден — колыбель всей западной цивилизации.
— Интересно, а наш разрушенный Лондон чем являлся для немцев? Просто военным объектом? К тому же историки и культурологи с удовольствием поспорят с вами на тему, какой город Европы является истинной колыбелью цивилизации.
— Но мы не можем поступать, как варвары! — Пирс вскочил с места.
— Мы должны поступать так, чтобы все знали: нашу нацию невозможно поставить на колени! К тому же можно начать не с Дрездена, коли он вам так дорог! — выкрикнул в ответ министр.