Двадцатые
Шрифт:
Его уж нет, а те, кто вживе,
А те, кого оставил он,
Страну в бушующем разливе
Должны заковывать в бетон.
И это – лучшее описание завершившейся эпохи разливанной свободы и начавшейся новой – великой и ужасной.
У гроба Ленина. Январь, 1924 год.
***
В
Емельянов женился и съехал в отдельную комнату. Все напряженней становились учебная нагрузка, и Тевосян, поняв, что уже не вытягивает и учебу, и работу, уволился из Замоскворецкого райкома, хотя и продолжил ухаживать за секретарем Замоскворецкого РК комсомола Ольгой Хвалебной.
О.А. Хвалебнова.
Авраамий Палыч Завенягин полностью погряз в делах Академии, хозяйство которой становилось все больше день ото дня. Алексей Блохин, как и другие «птенцы гнезда Губкина», готовился к полевому сезону и только гадал, куда же его отправят на практику – в Грозный или в Баку?
Студенты МГА. Слева – Алексей Блохин и Иван Тевосян.
А в феврале подал заявление на отчисление Саша Фадеев.
Если честно, все в душе понимали, что рано или поздно это случится. Не получилось из Булыги инженера, все сильнее и сильнее забирало его писательство. Он забросил учебу, не ходил на лекции, его почти не видели в лабораториях – он писал, писал, писал…
Писал довольно успешно. Сашка потихоньку становился вхож в столичные литературные круги – благо, в декабре 1923 года журнал «Молодая гвардия» опубликовал его рассказ «Против течения». Он зачастил в Дом печати на Никитском бульваре, где по четвергам собирались литераторы, близкие к «Молодой гвардии».
А вот в Академии, напротив, появлялся все реже и реже.
И хотя еще в декабре 1922 года Партбюро академии разрешило студентам, занятым на общественной работе, в том числе Фадееву, свободное посещение, все понимали, что его отчисление – добровольное или по итогам сессии, было вопросом времени.
Все всё понимали, но все равно – когда Сашка сказал про уход, из компании как будто стержень выдернули.
Забрав документы, Булыга съехал из общежития.
Он ушел не в никуда, а перевелся на второй курс мехфака Московского механико-электротехнического института им. Ломоносова. Туда поступили перебравшиеся в Москву его дальневосточные друзья, ну и в целом Фадеев надеялся, что там будет полегче. Как он писал в одном из писем: «В Горной академии программа была очень велика, а учиться не было возможности — перебили на партработу. Перевелся в Электротехнический институт, а тут откуда ни возьмись ЦК — схватил за жабры и смобилизнул в число 100 на партвоспитательную работу среди ленинского призыва».
Действительно, в конце марта 1923 года Александр Фадеев, мобилизованный по «ленинскому призыву» на партработу, убыл в Краснодар, откуда позже перебрался в Ростов.
Перед сашкиным отъездом они всей «коммуной» отправились в фотоателье – подспудно понимая, что, возможно, собираются в таком составе в последний раз.
Жизнь спустя поседевший глава советских писателей напишет вдове Вани Апряткина: «У меня сохранилось два коллективных мужских снимка перед моим отъездом в Ростов, где все мы, вышеназванные мужики, запечатлены «навечно» (среди них еще Костя Чепиков и Ваня Белецкий), а кроме того, есть у меня еще чрезвычайно мне дорогой, очень бледный любительский снимочек нашей компании — и мужской и женской, — сделанный во время вечеринки на квартире у тебя и Вани…».
Любительский снимок так никто и не нашел, а «два мужских», сделанных в марте 1923 года, общеизвестны. Первый – это тот, которым началась эта книга.
Сидят, слева направо: В. Емельянов, И. Апряткин, Н. Блохин, И. Тевосян. Стоят: А. Фадеев, А. Блохин, Ф. Зильбер, И. Белецкий.
Второй – вот он.
В первом ряду, слева направо – Николай Блохин, Александр Фадеев, Иван Апряткин. Во втором – Константин Чепиков и Алексей Блохин.
Проводив Фадеева, все поняли, что старая жизнь закончилась окончательно.
Впрочем, исчез Сашка ненадолго – в мае он заезжал в Москву, но совсем ненадолго, проездом в Питер. Там в ленинградском альманахе «Молодогвардейцы» у него прошла первая крупная публикация - повесть «Разлив».
Памятью об этом визите осталась записка Василию Емельянову, у которого как раз в то время в общежитии отбирали «семейную» комнату.
«Вася!
Я, уезжая, завещаю тебе следующие вещи:
1) Будешь искать квартиру – не забывай комнаты 2 и на меня, в крайнем случае, одной большой. Расходы пополам.
2) Посматривай в академии письмеца на мое имя, на букву «Б» и «Ф», и высылай, если таковые будут, по адресу, который вышлю.
Счастливо оставаться!
Писатель Ал. Булыга-Фадеев, он же бывший комиссар 8-й Амурской стрелковой бригады.
19 мая 1923 г. веч.».
Выпустив повесть, Сашка впервые назвал себя «писателем».
Пассаж про комнаты объяснялся просто – женитьбы в студенчестве это заразное заболевание, нечто вроде ветрянки. Стоит одному жениться – и Мендельсон начинает звучать раз за разом, у всех приятелей.
В том самом Доме печати на Никитском бульваре, куда он таскался по четвергам, Фадеев познакомился с красивой девушкой Валерией Герасимовой.
В.А. Герасимова
Которой еще только предстояло стать его первой женой, писательницей, редактором журнала «Смена», преподавателем Литинститута и бабушкой сегодняшнего главного редактора журнала «Юность», телеведущего Сергея Шаргунова.
В 1988 году в журнале «Вопросы литературы» вышли ее воспоминания об Александре Фадееве, где свое знакомство с тогда еще студентом Горной академии она описывала так:
«Нельзя сказать, чтобы этот высокий человек в гимнастерке показался мне красивым. Но во всем складе этой высокой, гибкой, как бы сплетенной из мускулов фигуры было что-то поразившее меня… Веяло от этой фигуры не только по-настоящему мужской или спортивной, а скорее всего охотничьей хваткой».
Планы о совместном проживании Емельяновых и Фадеевых в снимаемой вскладчину квартире, разумеется, так и остались мечтами – в столицу уже состоявшийся писатель вернулся только через три года, в 1926 году.