Дважды дрянь
Шрифт:
– Не знаю, Дин. Я же одна приехала, Леня не смог…
– Ну и что? Подумаешь, одна. И хорошо, что одна. Себя покажешь, на нас посмотришь! Неужели тебе не интересно?
– Ну, хорошо…
– Вот и молодец! Все, послезавтра жду! Записывай адрес. Мы же теперь в новом доме живем…
– Говори, я запомню.
– Белореченская, семнадцать, квартира двадцать семь! Конечная остановка шестого автобуса. Выйдешь и сразу такой высокий дом-свечку увидишь. Это и есть наш дом. Запомнила?
– Да, запомнила.
– Тогда до встречи, Майка? И приходи пораньше, стол поможешь накрыть!
– Да, Дин, приду…
«Ни за что не пойду!» – тут же мелькнула в голове первая правильная мысль и тут же исчезла, уступив место другой мысли, неправильной. «Хочу увидеть Димку» – так эта неправильная мысль прозвучала. Требовательно прозвучала, будто кулаком по голове ударила. Надо бы ее отогнать побыстрее, она ж плохая, точно плохая! Но как, как ее отогнать-то? Тихо опустив трубку на рычаг старого телефонного аппарата, она уставилась на него и смотрела долго не моргая, будто впервые бросились ей в глаза допотопные его признаки – и пластиковый крутящийся диск, и основательно потертые цифры в дырочках. Надо бы новый купить. Модный, кнопочный. Вот прямо завтра пойти и купить. И еще… И еще что-нибудь купить… Обязательно… Так, сейчас посмотрим…
Она тут же начала суетливо кружить по комнатам, хватать в руки что-то, беспокойно разглядывать и класть на место, вертеть головой, лихорадочно блестеть глазами – убегать от себя, в общем. А что ей в этой ситуации оставалось еще делать? Только и оставалось, что убегать. Вот зря говорят, что от страха душа в пятки уходит. Неправда все это. Как было бы просто, если б она взяла и спряталась на время в пятках и пересидела бы там опасный жизненный момент. Так ведь ничего ж подобного не происходит! Она, душа, в этот момент со страхом вплотную сливается и образует некое беспокойное, но целостное единство, которое начинает руководить человеком полностью, и мыслями его, и поступками, и всем остальным поведением. Смешное такое поведение получается, суматошное. Страх говорит – нельзя, а душа кричит – хочется. Нельзя – хочется. Нельзя – хочется. Гремучая смесь. Бомба замедленного действия. Все равно когда-нибудь взорвется. Раз уж отпустил человек душу в страх – точно взорвется…
Конечно же она пошла встречать Новый год к подруге Динке. Вроде как и не собиралась до последнего, а пошла. Взбесившееся «нельзя – хочется» совсем к вечеру тридцать первого декабря распоясалось, толкнуло в спину приказом – иди…
– Майка, ты чего там прихорашиваешься-то? – заглянула к ней в комнату мама. – И нарядилась, и волосы вон дыбом поставила… Мы ж гостей не звали вроде, все свои только придут…
– Мам, я к ребятам пойду. Надо же все равно с нашими увидеться, там полкласса соберется…
– Где соберется? – удивленно переспросила мать. – Куда это ты пойдешь с ними видеться?
– Куда? Да к Динке, мам… – как можно беспечнее проговорила Майя, поднеся лицо ближе к зеркалу и пытаясь разделить на маленькие отдельные прядки новомодную «зимневишневую» челочку.
– Ку-да?! Ты что, девка, совсем рехнулась, что ли? – испуганно всплеснула руками Алевтина. – Ты хоть понимаешь, что нельзя тебе туда идти?
– Почему, мам?
– Да как это – почему? Нельзя, и все! Опомнись, Майка! Сердце бабье – оно ж памятливое! Побереги ты его, ради бога… Не ходи, Майка! Очень тебя прошу!
– Да ладно, мам. Ничего. Не бойся. Все будет хорошо, мам…
– Ой, не будет, не будет, Майка…
– Ну все, мам! Хватит! Все, пойду я! Опаздываю уже! Мне еще в магазин заскочить надо, купить чего-нибудь к столу от себя…
Проскользнув мимо стоящей в дверном проеме матери, она торопливо чмокнула ее в щеку, быстро оделась и выскочила на морозную улицу. Синие предновогодние сумерки ложились в праздничном предвкушении на город, с неба сыпало мелким редким снегом, особо и не заметным глазу, однако свежие пухлячки-сугробы вырастали по краям тротуара прямо на глазах и тут же бросались от ветра под ноги, рассыпались вьюжной поземкой. В продуктовом на углу она автоматически выстояла огромную очередь в кассу, тупо разглядывая бритый затылок стоящего впереди мужчины. Так легче было – стоять и просто смотреть вперед. И ни о чем не думать. И потом, в автобусе, так же глядела в разрисованные морозом стекла, ни о чем думать не могла. Выдохлись, видно, в борьбе друг с другом «нельзя» и «хочется». Свалились в нокауте. А вот и конечная. Выходить пора. Вон и дом новый стоит – желтая свеча…
– Майка! Привет! Пришла все-таки! Молодец! Ух ты, какая стала… Не узнать совсем… И стрижка… А костюм, костюм какой! Ну, ты даешь… Димка, иди сюда скорей, посмотри, кто пришел!
Дина ходила вокруг нее, поддерживая огромный живот, обтянутый трикотажным коротким халатиком, разглядывала жадно. Сама она выглядела не блестяще, как и подобает выглядеть беременным женщинам – лицо в бурых пятнах, расплывшееся, как убежавшая из кастрюли квашня, светлые русые волосы, всегда раньше ухоженные, забраны в небрежный пучок на затылке. Да еще и халат этот – на пузе будто засаленный. Из комнаты в прихожую выглянул Димка, Майя кивнула ему приветливо. Показалось ей, даже немножко равнодушно кивнула. Привет, мол. Я вот тут к Динке пришла, к подружке своей закадычной, ну и с тобой поздороваюсь заодно, раз ты теперь ей мужем приходишься…
– О-о-о… Кого я вижу! Майка! На чем записать такое счастье! – пошел к ней навстречу Димка, широко раскинув руки. – Ну-ка дай-ка на тебя посмотреть… Слушай, а тебя и не узнать совсем! Такая стала… мадам! Или как там у вас правильно? Фрау? Фрау Майя Гофман… А что, звучит…
– Ой, да никакая не фрау! Ну чего вы, ребята… – засмущалась от их совместного пристального разглядывания Майя. – Подумаешь, подстриглась модно… Да сейчас каждая вторая с такой стрижкой ходит…
– Но не всем она так идет, как тебе! Ты такая стала – не узнать! Такая… Такая… Десять шаров тебе, Майка! – выставил Димка вперед обе пятерни, растопырив широко пальцы.
– Десять? А раньше, я помню, и шести не давал… – вставила свое слово Дина, сердито взглянув на мужа. И тут же, улыбнувшись, торопливо проговорила, будто извиняясь за свой обиженный тон: – Помнишь, Майка, как они в классе всех девчонок по десятибалльной шкале развели? Мы с тобой вместе тогда на шести баллах так и застряли. А теперь, смотри-ка, ты и до десяти доросла… Ну что, пойдем на кухню? Ты нам поможешь? Скоро народ повалит, а у нас не готово ничего…
«Ну вот! Ничего страшного и не случилось!» – горделиво подняло внутри Майи голову то, которое «хочется». «Подожди, не вечер еще…» – прошипело злобно в ответ ему «нельзя». «Ша, ребята, успокойтесь! – весело повязывая фартук и счастливо улыбаясь под Димкиным восхищенным взглядом, приказала им обоим Майя. – И вообще, идите-ка вы из меня на все четыре стороны. Хватит пугать. Что я, не имею права с друзьями Новый год встретить? Я же просто в гости пришла, без обиды и злобного коварства, просто так пришла… Позвали и пришла…»
Сразу стало легко и бесшабашно и по-новогоднему весело. Тем более Димка тут же предложил ей аперитив, то есть налил полный бокал темного густого киндзмараули. А себе – водки. И выпить до дна заставил под предлогом того, что он с утра хоть какого, хоть самого завалящего собутыльника дождаться никак не может. У людей праздник, а у него жена беременная, даже чокнуться не с кем по-человечески. А когда Дина отправилась в ванную, чтобы привести себя в порядок, и уже оттуда выкрикивала для Майи кулинарные указания досмотреть-порезать-попробовать, спросил, подняв на нее большие грустные глаза: