Дважды дрянь
Шрифт:
Майя
Из трубки давно уже неслись быстрые короткие гудки, но она все прижимала ее к уху, будто не в силах была оторвать. Вот оно. Свершилось. Серьезный разговор, значит. Понятно, что серьезный. Дина права – серьезнее некуда…
– Маечка, что это с вами? Случилось что? На вас просто лица нет… – сунулась к ней проходящая мимо старенькая биологиня Анна Ивановна. – Может, воды вам принести?
– Нет, спасибо. Все в порядке, – осторожно кладя трубку на рычаг, улыбнулась ей Майя.
Да, надо взять себя в руки. Надо идти на урок в восьмой «Б». Никто ж не виноват в ее грешных трусливых
Вызвав к доске отличницу Олю Стрепетову, белокурого ангелочка с наивными голубыми глазами, она встала со своего учительского места, подошла к дождливому окну, зашевелила губами в такт бодро выскакиваемым из Оли пушкинским строчкам. Письмо Татьяны к Онегину, заданное на дом. Наизусть. Бедная Татьяна Ларина. Вся ее литературная жизнь прошла вот так – наизусть. Все чувства. Все переживания. Такие, в общем, понятные переживания…
…Чтоб только слышать ваши речи,Чтоб слово молвить, и потомВсе думать, думать об одномИ день и ночь до новой встречи…Да, именно так. И день и ночь. И до новой встречи. Что ж это за наказание такое человеческое – любовь? Вот ей, например, вроде бы радоваться надо сейчас, вроде бы сдвинулась ее судьба и зовет в счастье, а на душе отчего-то так мутно… Да еще этот разговор с Диной впереди… Неужели Димка ей вчера объявил о своем решении? Но зачем? Ведь она просила – не надо… Зачем еще и Динке страдать… Нет, лучше уж им совсем не встречаться, все прекратить, чем… Чем…
…Не знала б горького мученья.Души неопытной волненьяСмирив со временем (как знать?),По сердцу я нашла бы друга,Была бы верная супругаИ добродетельная мать…Как лихо эта девчонка с Татьяниными чувствами разделывается – от зубов отскакивает! Получит свою заслуженную пятерку, пойдет домой счастливая и правильная… Она вот в ее возрасте такой не была. Она тогда уже любила Димку без памяти. И «души неопытной волненья» смирить так и не смогла, хоть и пыталась честно. Хотя слово «честно» – это не для нее, пожалуй. Вот Татьяна Ларина – это да. Действительно цельная натура. Вышла потом замуж – и все, и точка. Простите, мол, другому отдана и буду век ему верна. Жаль, что у нее так не получилось…
Домой она шла будто сама себя в спину толкала. Еще и ругала себя при этом последними словами. Иди-иди, мол… Натворила делов, теперь иди, расхлебывай… Смотри бедной Дине в глаза, оправдывайся, как можешь. Разбросала камни, теперь собирай.
Дверь ей открыла мама. Взглянула в лицо вопросительно, протараторила быстрым шепотком:
– Майк, там к тебе Динка пришла… Полчаса уже дожидается. Чего это она, а? И лицо у нее такое… злое будто. И обиженное.
– Не знаю, мам. Сейчас поговорим. Ты нам не мешай, ладно? Посиди пока на кухне.
– Ой, Майка, Майка… Говорила я тебе – не доведет тебя до добра эта любовь… Вот не слушала меня, теперь расхлебывай…
– Мам, прекрати причитать. И без того тошно.
– Ладно, ладно, не буду. Если что –
– Ну, я думаю, до драки не дойдет… – нервно пожала плечами Майя, пристраивая пальто на вешалку и мельком заглядывая в зеркало.
Лучше бы уж не заглядывала. Собственные запавшие глаза плеснули в нее оттуда такой отчаянной виноватостью, что стало совсем уж не по себе. Так. Надо себя в руки взять. Что случилось, то случилось. Ничего уже не изменишь и вспять не повернешь. Вдохнув и выдохнув, она смело шагнула из прихожей в комнату…
– Здравствуй, Майя, – тихо и даже несколько равнодушно проговорила Дина, повернув к ней голову. Сидела она за столом, стоящим посреди комнаты, сложив перед собой пухлые ладони ковшичком. Будто просила чего.
– Здравствуй, Дина, – изо всех сил постаралась изобразить приветливую улыбку Майя, присаживаясь напротив нее за стол. – Чаю хочешь? Я попрошу маму, она сделает…
– Нет. Ничего я не хочу. Я не чаи пришла пить, как сама понимаешь. Догадываешься, зачем я пришла?
Короткий изучающий взгляд исподлобья. Сухие поджатые губы. Пауза. Долгая, мучительная. Не театральная, нет. Просто не знает она, что ответить своей подруге Динке. Сказать, что и впрямь догадывается? Или поморгать для приличия, улыбнуться придурковато?
– Я все знаю, Майя… – первая не выдержала паузу Дина. – Все знаю про вас с Димкой… И заметь, давно уже знаю… – проговорила она сухим надтреснутым голосом. Будто проплаканным.
– Прости, Дина… – прошептала Майя, опуская глаза вниз, – Прости меня, пожалуйста…
– Да, я все знала, но молчала. Не говорила тебе ничего. Мне было невыносимо это знать, но я все равно молчала…
– Почему, Дин?
– Я боялась… Я боялась его потерять… Ты не знаешь даже, как я страдала…
Она всхлипнула громко, будто икнула, и закрыла лицо ковшиком из ладоней, и затряслась в сдерживаемом плаче.
– Дина, Диночка… Ну не надо, прошу тебя! Ну что ты… Сейчас я воды принесу…
Метнувшись на кухню, она быстро налила воды из чайника, отмахнувшись от встревоженных материнских вопросов, понесла перед собой наполненный до краев стакан. Вода плескала ей на дрожащие пальцы – она ничего не замечала. Поставила стакан перед Диной, тронула ее за полное плечо…
– Не надо, Майя. Не надо меня жалеть, – сдавленно проговорила из-под прижатых к лицу ладоней Дина. – Ты знаешь, я даже Ксеньку родила для того только, чтоб он не ушел… Теперь вот плюхаюсь в бедности – даже памперсы купить не на что… Это ты виновата во всем, ты! Вот куда я теперь с малым ребенком на руках? Кому я нужна? Как я жить буду? Вот ты уедешь в свой Питер, а я? Да и Димка, если ты уедешь, озвереет совсем… Он же любит тебя, Майя. А меня не любит. И никогда не любил. Так бессмысленно все… Я так больше не могу, не могу…
Она снова зарыдала, замотала головой из стороны в сторону. Майя сидела, не зная, что ей сказать. Не находилось у нее никаких слов. Потом произнесла сдавленно:
– Дин… Я обещаю тебе, что я… У нас больше ничего не будет, Дин… Я с ним расстанусь… Я действительно уеду…
– А толку? Толку-то что, если у вас ничего не будет? Кому от этого лучше-то? Мне? Нет, мне не лучше… Он будет со мной рядом жить, а думать постоянно о тебе? Ты не понимаешь… Не понимаешь, какая это мука… Нет, я вовсе не хочу, чтобы вы расставались!