Дважды дрянь
Шрифт:
Что ж, надо признать, Димка и в самом деле юношеского обаяния к возрасту не растерял. Наоборот, вошло оно в новую стадию, трансформировалось в некую сексапильную и опасную для женского глаза харизму. Высокий, хорошо сложенный, широкоплечий, яркоглазый… Хотя вон уже и брюшко будущее слегка обозначилось, и взгляд, на нее направленный, не так весел и беззаботен, как раньше…
– Ты знаешь, здесь раньше очень хорошая турбаза была, – будто извиняясь за неудобства, тихо произнес он и снова затянулся сигаретой, сильно запав щеками. – Такая природа кругом классная, и озеро чистое… От народа отдыхающего отбою не было. Это
– Дим… Пойдем погуляем? Мне кажется, на улице теплее, чем здесь…
– Нет. Там дождь идет.
– Ну и что? В лесу его вовсе и не чувствуется. Пойдем, Дим. Мне грустно очень.
– А чего тебе грустно? Мы же сегодня вместе! Скоро зима, Майка. Опять мы с тобой бездомными будем.
– Да. Уже пятнадцатое октября. Господи, как быстро время бежит. И медленно. Вот пройдет это пятнадцатое октября – и все. Скорей бы уж.
– Не понял… Чего тебе это пятнадцатое октября далось?
– Сегодня последний наш с Леней суд. Европейский. Где-то в далеком городе Страсбурге сегодня решается наше дело.
Он снова затянулся, торопливо выдохнул дым в форточку, повернул к ней удивленное лицо. И впрямь, чего это она заговорила про это… Коснулась вдруг запретной темы – зачем, спрашивается? Существовала меж ними сама собой сложившаяся молчаливая договоренность – никогда не поминать в разговорах ни Леню, ни Дину. Не говорить, не касаться, никак не ворошить своего прошлого и не трогать настоящего. Все там оставлять, за спиной – хотя бы на время короткой встречи. В это прошлое, так уж получилось, попал и Темка – Дима о нем никогда не спрашивал. Встречи их были довольно редкими, ни к чему их обоих не обязывающими. Любовь в чистом незамутненном виде – так говорил об этих встречах Димка. Майя смирялась. Пусть. Пусть хоть такая будет. Куда от нее, от проклятой, денешься. Пусть будет. А как уж эту любовь Димка обзовет – чистой ли, грязной ли, это уж не суть важно…
– И… что? – все-таки подтолкнул он ее к разговору. – Чего там решается-то?
– Да долго рассказывать…
– Ну и расскажи, раз начала. Чего, Ленька не хочет алименты платить?
– Нет. Не хочет.
– Слушай, а откуда он узнал, что… что мы с тобой…
– Не знаю, Дим. Он письмо от кого-то получил. А потом уехал. На суды теперь его адвокат ходит.
– А на фига ты вообще связалась с этими судами?
– Да… Кто бы мне самой на этот вопрос ответил… Так получилось, Дим. Тогда надо было Юльку доучивать, и у Ваньки проблемы были, и мама болела… В общем, смалодушничала я. Уступила. А теперь уж чего – теперь и дороги назад нет. Теперь и Мстислава отступать не хочет. Как говорится, колесо правосудия завертелось и не может остановиться… Мстислава говорит, что осталось только квартиру на меня оформить…
– Не понял… Какую квартиру? При чем тут алименты и квартира?
– Долго объяснять, Дим. Да и не хочется.
– Ну почему? Давай уж все рассказывай. Сама ж начала.
– Да тут особо и рассказывать нечего, знаешь… И не я это придумала, чтоб накопившийся долг по выплате алиментов
– А… большая квартира-то? – тихо спросил Димка, внимательно вглядываясь в сырое окно. Потом слепо пошарил рукой по облупившемуся подоконнику, нащупал и выудил новую сигарету, щелкнул зажигалкой, прикурил. Затянулся глубоко и резко, будто вздохнул.
– Большая.
– И что, ее потом продать можно будет?
– Ну да, наверное… – пожала плечами Майя, болезненно нахмурившись. – Там район хороший, престижный… Можно быстро продать… Не в этом же дело, Дим! Какая разница, большая она или маленькая, продать или не продать! Все равно я к ней, если по справедливости, никакого отношения не имею…
– Как это – не имеешь? Теперь получается, что как раз имеешь, и самое прямое.
– Ну да. Если юридически. А так, вообще… Ты знаешь, мне иногда кажется, что все это будто не со мной происходит… Будто я лечу и лечу куда-то… Такой, знаешь, тягучий, растянутый по времени полет в пропасть, и ждешь не дождешься, как бы до дна долететь да разбиться вдребезги… Поначалу вообще лететь страшно было, а потом я… будто отупела. Обвыклась. Ничего уже не чувствую.
– Что, вообще ничего не чувствуешь? И меня тоже не чувствуешь? – обернулся он к ней с улыбкой. Странная была у него улыбка – отдельная от лица. Губы улыбались, а глаза будто думу думали. Такие глаза бывают у человека, вынужденного принимать срочное и важное жизненное решение. Сейчас или никогда. Вроде как и не хочется это решение принимать, а надо… Снова обернувшись к окну, переспросил требовательно: – Ну, чего задумалась? Не любишь, значит?
– Люблю, Дима. Ты же знаешь, что я тебя люблю. И всегда любила. Зачем спрашиваешь?
– Сама ж говоришь – не чувствую ничего… Я испугался даже. Ты так не говори больше, ладно, Майка? Я же тоже тебя очень люблю… И тоже – всегда… Вот и получается, что мы в эту пропасть вместе летим. Не зря же говорят – от судьбы не убежишь. Слушай, а может, и не надо от нее убегать, а? Ну что мы с тобой, как дети малые, прятаться от всех должны…
Выщелкнув окурок в форточку, он шагнул к ней, сел рядом, с силой притянул к себе. Она даже руки не успела из-под одеяла выпростать, ткнулась ему беспомощно в плечо носом.
– Майка, Майка… Какие же мы с тобой дураки… Это же так просто, Майка! Я, ты и наш сын… И больше ничего, ничего не надо!
– Погоди, Дим… – закрутилась она в его руках, пытаясь высвободиться. – Погоди… О чем ты говоришь, я не понимаю?
– Ой, да чего тут понимать! Мы же любим друг друга? Любим! Мы можем жить вместе? Можем! Почему нет? Почему у нас не может быть общей жизни, если у нас одна на двоих любовь? Да у нас даже сын общий, свой собственный, есть! О чем тут еще можно говорить, Майка?
– Дим, ты что… Ты же никогда раньше ничего и подобного не говорил…
– Ну да! Не говорил! Но я… я просто не решался! Я же не свободен, сама понимаешь… А Динка… Я думаю, она отпустит меня. Она и не любила меня никогда. Правда, не любила. Детей рожала, а не любила. Ей только деньги от меня нужны… Я буду давать ей много денег, и она отступится… Я заработаю, Майка! Ты мне верь, главное! Ведь ты веришь мне? Ты поможешь мне от нее откупиться?
– Как это – откупиться… Я ничего не понимаю, Дим…