Дважды два
Шрифт:
– Ты так и не сказала мне, в чем будет заключаться твоя работа.
– Рассказывать почти нечего. Работа вроде моей прежней. – Ее голос был сонным, я еле разбирал невнятные слова.
– Уже известно, насколько частыми будут поездки?
– Пока нет, – ответила она. – Наверное, скоро узнаю.
– Нелегко придется с Лондон.
– С Лондон все будет в порядке. Ты же здесь.
Почему-то я ждал, что она скажет еще что-то вроде: как будет скучать по Лондон, как надеется, что поездки окажутся не слишком частыми. Но ее дыхание стало размеренным и глубоким.
– Ты уже
– А что?
– Пытаюсь прикинуть наш бюджет.
– Нет. Пока не знаю.
– Как такое можно не знать?
– Есть же основной оклад, бонусы, всевозможные премиальные… Доля прибыли. Они мне что-то объясняли, но я не вслушивалась и толком не поняла.
– Ну, хотя бы приблизительно?
Она вяло провела ладонью по моей руке.
– А обязательно обсуждать это прямо сейчас? Ты же знаешь, я не выношу разговоров о деньгах.
– Не обязательно, конечно.
– Я тебя люблю.
– И я тебя люблю.
– Спасибо, что посидишь неделю с Лондон.
Или две, сразу же подумал я, но говорить об этом не стал.
– Не за что.
Мне не спалось, и я, пролежав час в постели и насмотревшись в потолок, бесшумно выскользнул из спальни и босиком прошел на кухню. Налив себе стакан молока, я залпом выпил его и решил проведать Лондон. Я зашел к ней в комнату и сразу услышал скрип и жужжание колеса в клетке – несмотря на ночное время, хомяки бодрствовали.
К счастью, Лондон их не слышала. Она крепко спала, ее дыхание было глубоким и ровным. Я поцеловал ее в щеку и поплотнее укрыл одеялом. Она пошевелилась, а я смотрел на нее и вдруг почувствовал, как у меня защемило сердце от гордости и любви, смешанных с тревогой и страхом.
Потом я вышел посидеть на веранду. Ночь была теплая, в воздухе звенели трели сверчков. Мне смутно помнилось, как в детстве отец объяснял, что частота этих трелей приблизительно соответствует температуре. И я задумался, правда ли это или просто байка.
Эти размышления переросли в другие, и я понял, почему сон упорно ускользал от меня.
Дело было в Вивиан и в том, что она так и не сказала мне, сколько ей будут платить. Я не поверил, когда услышал, что во время разговора об этом с начальством она якобы не прислушивалась, и это меня тревожило.
За все годы нашего брака я ни разу не утаил от Вивиан точного размера своего заработка. С моей точки зрения, делиться такой информацией супруги просто обязаны. Для пары скрытность в финансовых делах – самое что ни на есть последнее дело. Скрытность губительна и в итоге приводит к контролю. А может, я просто слишком строг к Вивиан. И она всего лишь не хотела ранить мои чувства, зная, что будет обеспечивать семью, пока я пытаюсь наладить свой бизнес.
В чем дело, я так и не понял. Но на меня была возложена ответственность за нашу дочь, и как только я вспомнил об этом, подлинная причина моей бессонницы стала очевидной.
Мы внезапно поменялись ролями.
Глава 6
Мистер мамочка
В моем детстве родители каждое лето грузили вещи в прицеп и везли нас с Мардж на Внешние отмели. Поначалу мы останавливались ближе к Роданте, позднее стали уезжать дальше на север, к тем местам, где братья Райт творили историю авиации. А когда мы повзрослели, нашим излюбленным местом стал Окракоук.
Окракоук – не более чем деревушка, но по сравнению с Родантой он казался мегаполисом с магазинами, где продавали мороженое и пиццу. Мы с Мардж часами бродили по берегу, собирали ракушки и жарились на солнце. Вечером мама готовила ужин – обычно бургеры или хот-доги. Потом мы ловили светлячков в банки с закручивающимися крышками, а когда на ночном небе появлялась россыпь звезд, заваливались спать – мы в палатке, наши родители в прицепе.
Хорошие были времена. Пожалуй, лучшие в моей жизни. Но отцу, конечно, они запомнились иначе.
– Я терпеть не мог эти семейные поездки, – признался он мне, когда я был уже студентом. – Вы с Мардж всю дорогу грызлись, как кошка с собакой. В первый же день ты обгорал на солнце, а остаток недели скулил, как младенец. А Мардж большую часть недели дулась, скучая по своим подружкам, и ладно бы только дулась: когда у тебя начинала облезать обгоревшая кожа, ты бросался ею в Мардж, и она визжала. Вы двое были прямо как заноза в заднице.
– Тогда зачем же ты возил нас туда каждый год?
– Твоя мать заставляла. А я бы лучше укатил в отпуск.
– Это и был отпуск.
– Не отпуск, – поправил он, – а поездка всей семьей.
– Какая разница?
– А ты подумай.
В первые три года жизни Лондон любые попытки выехать из города требовали грандиозной подготовки, как широкомасштабная боевая операция: сбора памперсов, бутылочек, колясок, легких закусок, детского шампуня, сумок, набитых игрушками. Вырвавшись из города, мы посещали места, где было интересно Лондон, – океанариум, игровые комнаты в «Макдоналдсе», пляжи. Мы выматывались, некогда было не только расслабиться, но и просто уделить хоть немного внимания самим себе.
Но за две недели до четвертого дня рождения Лондон Питерс отправил меня в Майами на конференцию, и я решил после ее окончания отдохнуть, взяв несколько дней в счет отпуска. Я уговорил своих родителей побыть с Лондон четыре дня, и, хотя Вивиан поначалу не решалась расстаться с дочерью, мы оба очень быстро поняли, как истосковались по… свободе. Мы листали журналы и читали книги, лежа у бассейна, потягивали пина коладу. Переодевались к ужину, подолгу смаковали вино и занимались любовью каждый день, порой даже не один раз. Однажды мы отправились в ночной клуб, танцевали чуть ли не до утра, а на следующий день отсыпались. К тому времени, как мы вернулись в Шарлотт, я наконец понял, что имел в виду отец.