Дважды коронован
Шрифт:
Фурман мотал срок и знал, как менты вычисляют преступников по их следам. Поэтому прежде чем уехать, он произвел в доме уборку и стер все «пальчики», которые мог оставить сам или его пацаны. И следы ног с подоконника стер. Осколки стекол собрал, окно заделал фанерой так, будто это было делом рук хозяина дома. Даже трубу, за которую держался, и ту подчистил. И еще забрал с собой трупы собак. Но главное, тщательно протер обрез, после чего силой вложил его Рите в руку. Оружие с отпечатками ее пальцев забросил далеко в огород, с расчетом что его обязательно найдут
Теперь Рита от него точно никуда не денется. Она застрелила Трюфеля и сбежала с общаком. Она понимает, что искать ее будут и менты и братва. И только Фурман может быть залогом ее спасения.
Глава 4
Машина легко летела по ночному шоссе. Яркие фары разгоняли темноту, мягкие подвески уверенно гасили неровности дороги. Скорости переключаются автоматически, не надо постоянно дергать рычагом – крути руль, жми на газ, и все дела.
Тартарынь осталась позади, впереди – Москва и казачья вольница. А рядом, только руку протяни, сидела красавица Рита. Фурман чувствовал себя так, словно за спиной у него выросли крылья.
Водить машину он научился в ПТУ, которое так и не закончил. Специализация у него была что надо – водитель категории «С», «D» и «Е». Тогда ему казалось, что это его призвание. Ведь «фурманами» в старину называли извозчиков на фуре, большой конной повозке. Вот и гонял бы он фуры по большим дорогам. Но не судьба...
Ни прав у него нет, ни паспорта. В ментовке отметился, справку сдал, но документы получить не успел. Ничего, от Москвы до Тартарыни всего-то шестьсот километров; ночь на машине, и уже на месте. Как-нибудь съездит в родные края, заберет паспорт. Он же не в розыске. В отличие от Риты...
А пока все складывается отлично – деньги в багажнике, ствол под рукой, девка клевая под боком, настроение на высоте.
Но все испортил Горемыка.
– Слышь, братан, пусть к тебе Косой сядет, а Ритку сюда давай. Тесно здесь, а она худенькая.
Не трудно понять, что хотел Горемыка. Ритка, она сладкая, теплая, упругая, жаться с ней на заднем сиденье – одно удовольствие. Иначе он сам бы вперед попросился, ан нет, Косого продвигает, хитрозадый потому что и рукоблудый...
– Что, очень тесно? – не снижая скорости, спросил Фурман.
– Ну да, не развернуться.
– А с Риткой легче будет?
– Ну, в тесноте, да не в обиде...
– А ты, Моток, как думаешь?
– Я не знаю, – замялся парень.
Он понимал, что Фурман прибрал Риту к рукам. Неплохо бы, конечно, прижаться боком к чужой собственности, но бригадиру это не понравится. А Фурман для него авторитет, ссориться с ним не резон.
– А ты, Косой, что думаешь?
– Если вперед, я не против...
– А с Риткой позажиматься?
– Ну, если можно...
– Нельзя.
– Почему нельзя? Она что, твоя жена? – возмутился Горемыка.
– Сейчас узнаем... Согласна ли ты, Маргарита Батьковна, взять в мужья Юрия Сергеевича Фурмана?
– Согласна, – недолго думая, ответила Рита.
– Вопросы
Но Горемыка не унимался:
– Тесно здесь.
– Ты, браток, не знаешь, что такое автозак. Пассажиров как селедки в бочке, а еще духота, дышать нечем. И сзади кто-то тычется...
– Мы же не в автозаке...
– Логично. Мы дело сделали, банк сорвали. Теперь мы – белые люди и должны жить в комфорте. А для комфорта четыре рыла нужно, а не пять. Пять – это тесно. Так я говорю?
– Ну, так.
– Но ты же потерпишь. Ты же не сахарный, не растаешь, да?
– А если сахарный?
Фурман притормозил, съехал на обочину и остановил машину.
Часть оружия они оставили в доме, но пять автоматов и кучу пистолетов забрали с собой. Фурман велел сгрузить оружие и патроны в багажник, но не смог удержаться от искушения оставить один ствол при себе. Не думал, что «беретта» понадобится так скоро.
Передернув затвор, он резко повернулся лицом к Горемыке и приставил ствол к его щеке. Даже в темноте было видно, как вытянулось лицо у бедолаги.
– Если ты сахарный, на кой хрен ты нам такой сдался?
– Э-э... Ты чего?
– Сам же сказал, что пятеро – это много. Сейчас от твоего сахарного тела избавимся, и нас будет четверо. Молитвы какие-нибудь знаешь?
Знал Горемыка молитвы или нет, но одно ему было известно точно: Фурман слов на ветер не бросает и ему убить человека ничего не стоит.
– Пощади!
Именно этого Фурман и добивался. Теперь Горемыка словно объезженная лошадь, брыкаться больше не станет. Какое-то время...
– Еще раз дернешь копытом – убью. Ты меня понял?
– Да, – униженно закивал парень.
– Вот и ладушки! – Фурман спрятал пистолет, снова выехал с обочины на дорогу и, не оборачиваясь, спросил: – Как там, сахарный, тесно тебе или нет?
– Нормально, – подавленно буркнул Горемыка.
– Нормально все, – повторил за ним Моток. – Одна проблема – тачку в розыск могут подать.
– Сечешь фишку, молодца, – кивнул Фурман. – Но до утра вряд ли хватятся. А до утра мы... – Он посмотрел на часы. – Еще километров сто пройдем. Половина четвертого, считай, уже утро. В июне светает рано, небо уже розовеет в ожидании рассвета. А может, и краснеет от стыда за людей...
– А дальше?
– И дальше пойдем. Чего нам бояться?
– А если менты? У тебя ни прав, ни доверенности.
– Вот я и говорю, чего ментов бояться с такой тачкой? Тут такая моща! Ни одна падла ментовская не догонит. А если что, стволы в багажнике. Или трусишь?
– Не хотелось бы связываться. Но, если что, стрелять я умею. Хотя, конечно, лучше без этого...
– Лучше без этого, – кивнул Фурман.
Неблагодарное это дело, воевать с ментами. И необязательное. Но если вдруг что, отстреливаться он будет до последнего патрона. И Моток не подведет. В этом парне Фурман был уверен, а в остальных – нет. Косой и Горемыка казались ему больше балластом, чем реальной силой. Но тот же воздушный шар без балласта в воздух подниматься не станет...