Дважды рожденный
Шрифт:
– И что, никто не в курсе?
– Да всем плевать! Умные люди если не знают, то догадываются точно. Только сколько их? Два, три процента? Слишком умные очень быстро к нам попадают. Остальные смотрят 'голо', и спят и видят как бы нас, выродков, удавить. Что-что, а пропаганда...
– Ладно.
– Я перебил Дабла, вспомнив, с чего начался разговор.
– Все это очень интересно, но что тебе нужно от меня?
– Увези Мару. Пожалуйста.
Такой просьбы я не ожидал. В памяти ярко светились воспоминания о собственных, отнюдь немаленьких возможностях, когда ходоки и авантюристы всех мастей слетались как пчелы на мед. Слухи об инвалиде-миллиардере ходили самые разные, и все почему-то считали, что если я смертельно болен, то и с головой у меня слабенько. В зависимости от природной жадности, просьбы сильно отличались, но один момент их все же объединял. Все они неминуемо заканчивались фразой '...ну вы же должны понять'. Спустя некоторое время у меня выработалась на нее своего рода аллергия. Те, кому деньги были действительно необходимы, пользовались ей гораздо реже. Хотя люди Громова проверяли и таких. И многие хитрованы после такой проверки меняли образ жизни на более суровый.
Отмахнувшись от ненужных сейчас воспоминаний, я уточнил:
– А как же легализация?
– Это не проблема.
– Мотнул головой негр.
– Точнее проблема, но деньги ее решают. Любой сканер определит ее как 'негра' без приводов. Денег на первое время хватит, я позаботился. Не знаю, что будет дальше, главное для меня - это выпихнуть ее отсюда. Пойдет учиться, найдет работу. Не хочу ее хоронить возле матери, а долго Мара не протянет.
– В смысле? Она больна?
– Мы все здесь больны.
– Вспылил он.
– Кто-то больше, кто-то меньше. Все зависит от индивидуальной переносимости излучения. Я кочевник в третьем поколении и просто не выживу без постоянного облучения. Организм подсел на него как на 'слезу'. У всего есть своя цена, даже у высокой сопротивляемости соларусу. Пока была жива мать Маришки, нам приходилось кочевать вдоль границы. Там сносные условия, но...
Дабл замолчал, пытаясь справится с нахлынувшими чувствами.
– Ты поэтому не хочешь сам вывести ее из Могильника? Не выживешь на воле?
Он кашлянул, прочищая горло, и ответил:
– Не только. Второй паспорт - это слишком дорого. Даже для меня.
Я посмотрел на кочевника с уважением. В свете последних событий будущее, в котором я очутился, воспринималось как солянка из человеческих подлостей, и тем разительней был контраст. Неожиданный поступок. Интересно, что бы я выбрал на его месте? И дело ведь не в том, что негр отдал последние деньги на легализацию дочери. Отпустить ее в неизвестность - для этого требуется огромная сила воли. Я знал многих, кто предпочел бы совместное гниение в Могильнике. В их глазах стабильность предпочтительней сомнений, ведь смерть наступит только через годы, а решать нужно сейчас.
Откинувшись на спинку, я внимательно посмотрел на Дабл, словно увидел его впервые. В ожидании ответа он замер словно натянутая пружина. Тянуть время было просто бесчеловечно.
– И что требуется? Провести в город и присмотреть первое время?
– Не только.
– Он привстал, запуская руку в карман.
– У жены был медальон-памятка...
Странное предчувствие сжало мое сердце, и когда Дабл раскрыл ладонь, показывая смутно знакомую пластинку голопроектора, я ничуть не удивился.
– ... Виктор? Ты меня слышишь?
– Да. Продолжай.
– Я замер, боясь спугнуть удачу.
Палец вождя кочевников надавил на скрытую пружину, выпуская наружу изображение весело хохочущей парочки. Черт возьми! Недаром лицо его дочери показалось мне таким знакомым. Только сопоставив увиденное, я понял, что девчонка была точной копией матери, и если бы не корни чернокожего папаши все прояснилось бы гораздо раньше.
– Вот.
– Голос Дабла слегка дрогнул.
– У меня не получилось, но ты постарайся найти родственников жены. Они должны помочь. После смерти Лизы осталась только эта голограмма. Это ее брат...
– Фрэнк. Фрэнк Салливан.
– Я перебил Дабла, рассматривая мерцающую над медальоном голограмму.
С нарисованной картинки на меня смотрел молодой, но вполне узнаваемый начальник охраны службы безопасности 'Pharma Group'.
'Хрень какая-то. Не бывает такого!' - Вертелось в голове заевшей пластинкой.
Наконец, собравшись с мыслями, я поднял глаза и почти спокойно встретил взгляд Дабла. Не знаю, что он себе вообразил, но голос у него заметно подрагивал от возбуждения:
– Откуда ты его знаешь?
– Фрэнка?
– Зачем-то переспросил я.
– Встречались. Помог мне. Хороший мужик.
– Кто он? Сможешь его найти?
Дабл засыпал меня еще десятком вопросов. Пришлось медленно и вдумчиво рассказать всю историю нашего знакомства с его родственничком. Я старался говорить спокойно, наблюдая, как из глаз собеседника уходит напряжение. Информация бесспорно важная и, что греха таить, дорогостоящая, но желания утаить ее не возникало. Все трое сделали для меня немало хорошего, и теперь пришло время платить по счетам. Тем более что Фрэнк все равно останется моим должником. Мне еще только предстоит доставить его племянницу.
Успокоенный добрыми новостями, Дабл откинулся на спинку стула и двумя хорошими глотками опустошил чашку. Плеснув себе добавки, он вопросительно посмотрел на меня, когда из-за его спины донеслось:
– Пап?
Мы так увлеклись разговором, что не заметили как проснулась Мара. Удивительно, но она проспала так долго не обращая внимания на повышенные тона. Похоже, адская смесь оказалась действительно убойной.
– Ты как, солнышко?
Поворачиваясь к дочери, Дабл сверкнул в мою сторону глазами и незаметно приложил палец к губам. Более чем выразительно. Я понял, что о нашем открытии распространяться не следует. Впрочем, судя по состоянию девушки, он мог и не скрываться. В эту минуту Мара не замечала ничего кроме заветного сосуда с остывающей бурдой, лишь по странному недоразумению именуемой чаем. Жестом алкоголика ухватив папину кружку, она надолго припала к источнику живительной влаги.
– Как же мне... нехорошо!
– Протянула Мара, вытирая подбородок ладошкой. Судя по затянувшейся паузе, она собиралась выразиться иначе, но вовремя сдержалась.
Информация о вновь обретенных родственниках выбила нас из колеи, и вчерашние события ненадолго выветрились из памяти. Сейчас, глядя на заляпанную сажей мордашку Мары, мы наконец вспомнили из-за чего здесь оказались. К чести девушки стоит признать, что ее память с честью перенесла последствия вынужденной пьянки, и хотя события слегка потеряли остроту, но правда о несостоявшемся предательстве все же выплыла наружу.
Внешне невозмутимый Дабл сидел за столом и с каждым словом все сильней сжимал кружку, не обращая внимания на протестующие скрипы. Его бешенство было почти осязаемым, и я не завидовал тем, кого негр посчитает причастным. Задав несколько уточняющих вопросов, он вышел из комнаты. На столе осталась стоять искалеченная, с глубокими вмятинами, покачивающаяся кружка. Дурное предзнаменование для дурного кочевника.
– Ты как вообще?
– Я спросил у Мары, с трудом отрывая взгляд от импровизированного 'маятника'.