Дважды соблазненный
Шрифт:
– Он думал, что твое уязвленное самолюбие может сделать тебя более смертоносным, чем обычно.
– Нет, он просто хотел тебя трахнуть, – его ровный тон исчез, сменяясь на тот, который звучал как бритва, скоблящая по осколкам стекла. – Если он верил в то, что говорил, это все равно не смягчает его вину за измену мне. – Его глаза сменились с медного на изумрудный за один миг. – Он возжелал тебя с самого первого взгляда. Когда я узнал, что ты жива, я подумал, что он преуспел, и вы оба сфальсифицировали взрыв, чтобы исчезнуть вместе.
– Ты думал, что я бы убила кучу людей,
Если бы мой голос стал бы хоть на октаву выше, все близ находящиеся стекла разбились бы вдребезги.
– Ты же поверила, что я пытался убить тебя из-за раненной гордости, поскольку ты меня оставила, – его взгляд стрельнул по мне. – Не претендую на потерпевшую сторону, учитывая, что ты тоже сделала неправильный вывод.
С этим мое терпение лопнуло.
– Из нас двоих, кто более вероятней был способен убить тех людей?
Его улыбка была жесткой, показывая все зубы, без тени юмора.
– Я, но тебе все равно стоило знать меня лучше. Мартин, которого я подверг пыткам в первый день нашей встречи, связался со мной после взрыва, потому что он знал, я этого не делал. Но ты, когда-то моя заветная любовница, была настолько убеждена, что я мог пойти на такое, что позволила мне поверить, что ты мертва.
Я едва услышала последнюю фразу. Мой разум ухватился за другое, смещая мой гнев в сторону.
– Марти связывался с тобой после взрыва? Но тогда он… он не…
– Не был убит при взрыве, – закончил Влад, его губы скривились. – Жестоко с моей стороны, позволить тебе верить, что тот, кто заботился о тебе, был мертв, не так ли?
Ярость смешалась с прилившей волной радости. Этих дико контрастных эмоции оказалось слишком много. Я набросилась на Влада, рыча, «Да будь ты проклят!», а слезы счастья навернулись на мои глаза.
Он поймал меня, поднимая на несколько дюймов над землей. На этой высоте мы были с ним на одном уровне глаза, и взгляд на его лицо мог бы заставить меня сделать шаг назад, если бы я могла.
– Нет, – сказал он, слова ударяли, словно молоток. – Ты однажды уже ударила меня без возмездия, но ты больше не моя любовница так, что я не буду больше таким мягким.
Я не собиралась его ударить. Правда, хотела встряхнуть, пока его клыки бы не загремели, за то, что он позволил мне поверить, что мой лучший друг мертв, и ждать, пока он не скажет, что это была не шутка о Марти!, но мое стремление иссякло, как только я посмотрела ему в глаза. Выражение его лица было таким громовым, что я должна была бы бояться, но нечто иное, не страх, начал заполнять меня. Не в силах сдержаться, я посмотрела на его рот. Было бы трудно, но если бы я наклонилась вперед на несколько дюймов, я знала, что он не стал бы вести себя таким образом…
Внезапно его рот наклонился, доказывая, что я была не права. Он действительно был зол. Щетина на его лице ощущалась более грубой, плюс у меня должно быть появятся синяки от того, как сильно он дернул меня к себе.
И ничего еще никогда не ощущалась лучше. Восторг вырвался, сжигая все остальное на своем пути. Я поцеловала его так сильно, что порвала губу от его клыков, но вкус не был замечен. Все, что я чувствовала, это его вкус, словно пряный глинтвейн из вина, из самых темных фантазий. Когда его рука притянула меня ближе, его тепло опалило меня через одежду. Со звериным чувством, его язык сплелся с моим, и меня охватило подавляющее желание дотронуться до него, немедленно. Мои руки сразу же стали бродить по всему его телу. Я нуждалась в нем столь же сильно, как вздохах сквозь зубы, которые я урывала между поцелуями, но другая эмоция оказалась сильнее, давая мне силы, оттолкнуть его, несмотря на то, что каждая клеточка моего тела завыла в знак протеста.
– Что ты делаешь? – удалось мне выговорить.
Выражение его лица было не иначе, как свирепым, а его взгляд был таким горячим, что я могла бы сгореть под ним.
– Ты еще никогда не испытывала со мной грубого секса. Я собираюсь показать тебе, каково было твое исчезновение.
От этих слов пульсация у меня между ног стала мучительно интенсивной. Несмотря на это, я остановила его, когда он накинулся на меня, чтобы снова поцеловать.
– Ты же сказал, что никогда не берешь обратно своих экс-любовниц.
Его губы спустились к моей шее с разрушительным эффектом.
– Ты уже доказала, что ты исключение из моих правил.
Жжение от его губ оставляло прохладу от надавливания клыков, что считалась гораздо более эротичным. Тем не менее, боль глубоко во мне преодолела страсть охватившую меня.
– Не всех твоих правил.
Влад издал слишком резкий звук, чтобы это было рычанием.
– Ты не удовлетворишься, пока не заставишь меня опуститься перед тобой на колени, так что ли?
– А почему бы и нет? – он взглянул на меня со всем моим безрассудством и разбитым сердцем. – Ты же опустил меня к своим.
Он отпустил меня так резко, что мне пришлось ухватиться за диван, чтобы не упасть. Без его тела напротив моего, я ощутила холод, несмотря, на приятное тепло в помещении.
– Я уже говорил тебе, что ты не можешь иметь и то и другое, и для тебя это тоже верно.
Я что что-то пропустила?
– О чем ты говоришь?
– Я Влад Цепеш, – сказал он, выделяя каждое слово. – Я прожил более пятисот лет потому что, убил каждого, кто вставал на моем пути или предавал меня, я всегда мщу. Я говорил тебе об этом еще, когда мы только встретились, но ты все равно расстраиваешься, когда я так поступаю.
– О, нет нужды напоминать мне, как ты беспощаден, – сказала я, с вырвавшей наверх горечью.
– Очевидно надо, – ответил он. Затем он обхватил мое лицо своими руками, ощущать их тепло, было приятно. – Ты утверждаешь, что любишь меня, но человека, которого ты любишь, не существует. Тот человек не вынес бы годы избиений и изнасилований, пока был мальчишкой, лишь чистая ненависть удерживала его от разрушения. Этот человек не посадил бы на кол двадцать тысяч заключенных, терроризируя наступающие армии, поскольку страх был единственным его тактическим преимуществом, и тот человек не посадил бы в тюрьму одного из своих близких друзей из-за женщины, в которую тот влюблен. Я не такой человек.