Дважды возрожденный
Шрифт:
Даже после того как упали на чужую твердыню сперва обезглавленный Мотор, а потом и пронзенный насквозь тяжелым копьем Мичман, я продолжал свой танец смерти. Многочисленные раны и порезы не помешали мечу и заточенному по краю щиту вести обильную жатву.
Они сочли, что я демон. Забавно! Это было заметно и по суеверию в глазах, и по перекошенным страхом лицам.
Жаль, что меня прервали... Хороший был танец! Если бы не эта стрела, вошедшая в шею, у основания черепа...
Какая теперь уже разница...
Стоя на пороге
Глаза девочки с куклой расширились, и на миг я вижу в них отражение смерти, покрытой ржавыми пятнами.
ГЛАВА 9
Темнота.
Темнота в квадрате...
А может, даже в кубе... Темнота, возведенная в абсолют... Не такая, как ночью, а упругая, прилипчивая.
Кажется, что она окутывает меня угольным киселем. Наверное, если вытянуть руку вперед, то ее даже можно пощупать... почувствовать сопротивление собственному усилию.
И вот я вишу в центре этой материальной темноты... Сам знаю, что звучит довольно глупо, ибо у темноты нет центра, но более удачного образа для определения собственного местоположения как-то в голову не приходит. Вишу и пытаюсь понять, все же это рай или ад.
Для ада слишком уютно...
Для рая слишком скучно...
И вообще, я себе это немного по-другому представлял...
А может, это то, что называют чистилищем? Место, где человек должен осознать поступки, совершенные на протяжении грешной жизни.
Мысленно делаю обзор своего существования и с прискорбием жду экспресса в ад. Таких, как я, в рай не берут, разве что в качестве наглядного пособия кающегося грешника.
– Здравствуй!
– выдернул меня из размышлений детский голосок.
– Привет!
– Я пытаюсь рассмотреть в окружающей темноте источник голоса. Ты кто?
– Мы уже встречались.
– Теперь я точно уверен, что голос принадлежит ребенку. Мальчику.
– Тогда ты ценой собственной жизни спас друга.
– А поконкретнее можно?
– Пытаюсь вспомнить такое проявление героизма со своей стороны, но в голову приходит только штрафной гранчак водки, выпитый вместо Малыша во время празднования Дня города. Да и то тогда я спас его от мрачного похмелья и всего лишь ценой двух таблеток аспирина.
"А может, я не умер?
– вспыхивает ярким прожектором в голове мысль. Может, мне повезло? Но я точно помню опускающийся топор".
– И именно на этом моменте мои воспоминания заканчиваются.
Нет, все-таки я мертв. Однозначно.
– Вы даже дали мне то, чего у меня никогда не было.
– Что же это?
– Я все никак не могу перевести мозги - или как это у меня сейчас называется на привычные рельсы.
– Имя.
– Кажется, невидимый собеседник улыбнулся.
– Вы назвали меня Петей.
– Лакт, - радостно вскрикиваю я.
– Ты тот самый мальчишка лакт, на которого мы охотились по заказу гномихи. Последний представитель почти вымершего народа...
– Абсолютно вымершего народа, - поправил меня голос, но я не обращаю внимание на столь незначительный комментарий.
– Тебе удобнее разговаривать с видимым собеседником? Ты испытываешь дискомфорт, не видя источник мыслей?
– Да, хотелось бы тебя видеть. Так будет приятнее разговаривать. Но почему ты говоришь - источник мыслей, а не источник голоса?
– А где ты здесь видишь тело?
– удивляется голос, - Все, что тебя окружает, не более чем плод моей фантазии. За исключением твоего разума, конечно. Твое сознание - это всего лишь один из многочисленных сегментов моей распределенной памяти.
– Сегмент памяти?
– по не существующей у сегмента памяти спине пробежал вполне реальный холодок, а к горлу подкатил липкий ком.
– Да.
– Голос мальчика звучит без малейшего сожаления. Такое впечатление, что ему наплевать на меня и мое сознание вместе взятые.
– Я вовремя успел переписать твое сознание в пустующую ячейку. Твое тело мертво, но ведь человек - это не только кусок плоти? Или ты не согласен с таким утверждением?
В нескольких метрах от меня, если в данных условиях можно говорить о расстоянии, появился мальчик. Тот самый лакт с ангельским личиком. Он неестественно улыбнулся и приветственно взмахнул рукой.
Я непроизвольно махнул в ответ.
Этот мальчик чем-то похож на куклу. Очень красивую, говорящую, но все же куклу. Все эмоции и даже жесты куклы кажутся наигранными, неестественными. Как будто актер, дергающий за ниточки и управляющий этой куклой, плохо разбирается в чувствах и эмоциях людей.
– Если я частица твоего сознания, почему я выгляжу как обычно?
– Я на всякий случай осмотрел себя с ног до головы, с радостью убедившись в присутствии и целости всех частей тела. Я конечно ничего не имею против теории наличия души... Но с телом я себя чувствую как-то увереннее.
– Потому, что я так хочу. Ты хочешь выглядеть как-то по-другому?
– опять леденит безразличием голос.
– Нет! Нет! Спасибо! Мне и так хорошо, - поспешно отвечаю, не желая принимать неизвестный облик.
– Я к этому виду привык. Жаль, конечно...
– Что жаль?
– На лице мальчика появилось любопытство. Кажется, он даже приблизился.
– Тебе жаль потерянного тела?
– Жаль, что все так закончилось! Жаль, что Мотор и Мичман погибли. Жаль, что Стаса и Риту не спасли. И еще много чего жаль.
– Я удрученно развожу руками.
– А впрочем, какая разница... Ведь теперь я не более чем бестелесная копия Виктора в твоем мозгу...