Две башни

Толкин Джон Рональд Руэл

— А я — то надеялся повидать наших весёлых молодых хоббитов, — погрустнел Леголас.

— Потерпи, — сказал Гэндальф. — Делай, что должно, и не теряй надежды! В Эдорас!

— Пешком туда нескоро доберёшься, — криво усмехнулся Арагорн.

— Там увидим, — отмахнулся маг. — Так вы идёте со мной?

— Конечно, — ответил Арагорн, — с тобой или вслед за тобой, как тебе будет угодно.

Он поднялся и долго не отводил взгляда от лица мага. Леголас и Гимли переглянулись и не посмели нарушить воцарившуюся тишину. Арагорн, сын Арахорна, решительный и твёрдый, стоял, выпрямившись и положив руку на рукоять меча — словно Король, пришедший из — за Моря и впервые ступивший на земли смертных людей. А перед ним сутулился

от тяжести прожитых лет старик в простых белых одеждах. Вот только лицо у старикасияло, словно освещённое внутренним огнём, а от фигуры исходила сила, несоизмеримая с властью любых королей.

— Я ведь прав, Гэндальф, — тихо проговорил Арагорн. — Любое расстояние для тебя — ничто. У Темного Владыки есть Девять Черных Всадников, у нас — только один Белый, но он стоит девятерых. Мы пойдем за тобой, куда бы ты нас ни повел.

— Конечно пойдём, — кивнул Леголас, — вот только узнаем, что случилось в Мории. Расскажи нам Гэндальф…

— Я и так слишком задержался, — сказал маг. — Время не ждет. Будь у нас даже целый год, я все равно не смог бы всего рассказать…

— Ну, хоть немного! — взмолился Гимли. — Что стало с Барлогом?

— Не упоминай его, — сказал Гэндальф, и на мгновение друзьям показалось, что облако боли пробежало по его лицу. Он как — то сразу постарел и осунулся. — Я долго падал, — медленно проговорил он наконец, как бы с трудом возвращаясь мыслью в прошлое. — Долго я падал, и он падал вместе со мной. Его огонь охватил меня, я горел. Затем мы упали в пропасть, заполненную черной ледяной водой. Смертный холод сковал мое тело, сердце почти замерзло.

— Глубока и никем не измерена пропасть под Мостом Дарина, — сказал Гимли.

— Но там есть дно. О нем никто не ведает, и туда никогда не проникал ни один луч света, — сказал Гэндальф. — Там, на дне, вода погасила багровый огонь, и Барлог стал скользким чешуйчатым гадом, едва не задушившим меня. Мы продолжали сражение там, где время нашего мира еще не родилось. Наконец он вырвался и скрылся в подземных лабиринтах. Нет, Гимли, эти лабиринты не были творением народа Дарина. Там, намного ниже самых глубоких пещер гномов, мир грызут существа, которым нет имени. Даже Саурон не знает про них. Они старше его и старше меня. Я прошел их дорогами, но, чтобы не омрачать свет дня, не скажу о них ни слова. Я не знал пути и был в отчаянии; единственной надеждой был мой враг, и я следовал за ним по пятам. Наконец он привел меня на тайную тропу Казад Дума. Мы все время поднимались вверх, пока не оказались у Бесконечной Лестницы.

— Многие считают, что она существует только в легендах, — сказал Гимли. — А другие думают, что она была, но теперь разрушена.

— Она есть и ничуть не разрушена, — промолвил Гэндальф, — из глубочайшего подземелья до высочайшей вершины идет она, свиваясь в спираль длиною во много тысяч шагов, пока не приводит в Башню Дарина, высеченную в живой скале Зиракзигиль. Это и есть Келебдил — самая высокая вершина в Мглистых Горах. Там, над снегами, в скале пробито одинокое окно и под ним — узкая площадка, гнездо на головокружительной высоте над туманами мира. Все внизу было покрыто плотными облаками, а в небе пылало страшное, безжалостное на такой высоте солнце. Там мой враг вспыхнул снова, и пришлось опять биться с ним. Возможно, в грядущих веках сложат песни о нашем сражении… — Гэндальф усмехнулся, — хотя о чем можно поведать в песне?… Если бы кто — то наблюдал со стороны за этим поединком, он увидел бы молнии, обрушивавшиеся на вершину, огненные сполохи, клубы дыма и пара от таявших снегов. Лед плавился, шел горячий дождь. Полыхало пламя, рушились скалы. Наконец я одолел его и сбросил вниз. Он упал, разрушив горный склон, а я остался на вершине ни жив, ни мертв. Тьма была вокруг, мысли и время перестали существовать, и я бродил по дальним дорогам, о которых ничего не могу сказать… Но путь мой в этом мире не завершен, я был

послан назад… Я лежал на вершине. Башня позади обратилась в прах, окно исчезло, лестница завалена обожженным битым камнем. Я был один, забыт всеми, и не было спасения с каменного рога земли. Я лежал навзничь, звезды катились надо мной, и каждый день был длиннее земной эпохи. Слабо доносились до меня звуки земли: рождение и смерть, песни и стоны, и вечные вздохи камня. А потом прилетел Повелитель Ветров. «Видно, так уж мне на роду написано, — сказал я ему, — быть твоей ношей…»

— Какая ты теперь ноша! — ответила громадная птица. — Сейчас ты не тяжелей лебединого пера. Сквозь тебя просвечивает солнце. Пожалуй, если отпустить тебя, ты и сам полетишь по ветру.

— Нет уж! — запротестовал я, чувствуя, как жизнь возвращается ко мне. — Лучше отнеси меня в Лориен!

— О том же просила меня и Владычица Галадриэль, когда отправляла за тобой, — спокойно ответил орел.

Так Гэндальф попал в Золотые Леса Лориена. Там он возродился телесно и духовно, обрел новые силы и мудрость, и теперь уже Гэндальфом Белым отправился на поиски отряда, но нашел лишь троих.

— У меня для вас весточки из Лориена, — улыбнулся маг. — Арагорну велено передать:

Элессар, Элессар! Где твой гордый народ Ныне бремя скитаний и скорби несёт? Близок час, по дорогам копыта гремят — Это с Севера скачет твой Серый отряд. К Морю путь вам начертан; он мраком объят; Там незыблемо Мёртвые Стражи стоят.

— А вот это для Леголаса, — голос мага изменился.

Леголас, ты был счастлив в чертогах лесных, Словно лист меж зелёных собратьев своих… Но запомни: крик чайки над пенной волной Позовёт за собой и отнимет покой.

Гэндальф умолк, прикрыв глаза. Гимли нахмурился.

— А мне, значит, ни слова?

— Темны ее слова, — покачал головой Леголас. — Словно предупреждение о смерти…

— Все лучше, чем ничего, — буркнул гном.

— Прости, Гимли, чуть не забыл! — словно очнулся от дремоты маг. — «Гимли, сыну Глоина, — заговорил он снова нездешним голосом, — привет от его госпожи. Думы мои пребудут с ним. Но пусть остерегается поднимать топор на живое дерево!»

— Эгей! Благословен час, когда ты вернулся к нам, Гэндальф! — вскричал Гимли, вскакивая и размахивая топором. — Вперед! Нечего терять время! Вперед, отыщем для моего топора подходящую голову!

— Думаю, долго искать не придётся, — заметил Гэндальф, поднимаясь.

Маг снова накинул старый потрёпанный плащ, спустился с холма и берегом реки вышел на опушку. Арагорн, Леголас и Гимли молча шли за ним. На краю леса Эльф окинул взглядом равнину.

— Они так и не вернулись, — грустно вздохнул эльф. — Придется идти пешком.

— Нам некогда, — ответил Гэндальф и переливчато свистнул трижды. Издали, казалось, с самого края земли, ему ответило конское ржание. Арагорн приник ухом к земле и некоторое время слушал.

— Это не один конь, — сказал он, поднимаясь.

— Одному нас всех не вывезти, — усмехнулся маг.

— Там мой Эрод, — узнал Леголас, — рядом с ним — Хазуфель. Самый первый — просто огромный! Я никогда не видел таких.

— Таких больше и нет, — заметил Гэндальф. — Это Сполох. Все кони Рохана повинуются его зову.

Из леса вынесся статный, белый как серебро конь с развевающейся гривой. Возле мага он круто осадил, громко заржал и остановился, положив голову ему на плечо. Гэндальф оглаживал коня, приговаривая: