Две башни
Шрифт:
Йомер схватился за меч.
— Я знал это и раньше! — воскликнул он. — Поэтому и хотел тогда убить негодяя на глазах у правителя… — Он шагнул вперед, но Гэндальф удержал его.
— Подожди, Йовин больше ничто не угрожает. Ты, Червослов, хорошо служил своему настоящему господину и заслужил награду. Но Саруман любит забывать о своих договорах. Советую тебе поскорее вернуться к нему и напомнить условия, а то он забудет и о твоей верной службе.
— Ты лжёшь! — став совершенно серым, прошипел Грима.
— Слишком легко и часто ты бросаешься этим обвинением, — спокойно
— Слышишь, Червослов? — сказал Теоден. — выбор за тобой. Либо докажи в бою свою преданность мне, либо убирайся на все четыре стороны, но тогда уж не рассчитывай больше на моё снисхождение.
Грима с трудом встал на ноги. Во всем его облике была такая злоба, что стоявшие рядом с ним воины невольно отпрянули. Оскалив зубы, он зашипел, как змея, плюнул на ступени и, метнувшись в сторону, сбежал по ступенькам. Теоден приказал проследить, чтобы ему не чинили препятствий и дали коня.
— Если какой — нибудь конь согласится нести его, — добавил Йомер.
— Я приглашаю вас к столу, — обратился Теоден к гостям. — Вам надо передохнуть и поесть, пока позволяет время.
Они вернулись в королевские палаты. Внизу, в городе, уже кричали герольды и трубили трубы. Король решил выступить, как только будет готова дружина и подойдёт ополчение из окрестностей.
За столом Теоден беседовал с Гэндальфом, остальные ели, почтительно прислушиваясь.
— Кому ведомо, как далеко простирается измена Сарумана? — говорил маг. — Были времена, когда он по праву считался истинным другом Рохана. Но даже когда они прошли, вы все еще были нужны ему. Но и после, когда он думал уже только о погибели Рохана, ты продолжал видеть дружелюбную маску. В те годы Гриме жилось легко, и все твои планы немедленно становились известны в Изенгарде. Земли ваши были открыты, и чужеземцы свободно бродили по ним. А нашептывания Гримы постепенно отравляли твои думы, выстуживали сердце, и в конце концов он настолько завладел твоей волей, что твоим приближенным, с болью смотревшим на все это, до тебя было уже не докричаться.
Когда я вернулся и предупредил тебя, маски были сорваны. Началась отчаянная игра. Теперь Грима пытался не дать тебе собрать силы. Он искусен — умеет играть на людской осторожности, на страхах. Помнишь, как он убедил всех не отправлять отряды на север, раз основная опасность исходит с запада? Ведь это он вынудил тебя запретить Йомеру преследовать изенгардских орков. Если бы Йомер послушался, сейчас орки уже доставили бы в Изенгард драгоценную добычу. Правда, не совсем ту, которую жаждал заполучить Саруман, но все же двое из моего отряда, знающие о тайной нашей надежде — о ней я даже тебе пока не могу сказать открыто, — это немало. Подумай, что мог бы выпытать у них Саруман!
— Я многим обязан Йомеру, — сказал король. — Я забыл, что верному сердцу далеко не всегда сопутствует учтивая речь.
— Лучше сказать, — усмехнулся
— Да, ты прав, — согласился Теоден. — И тебе я обязан больше других. Ты снова приходишь вовремя. Выбери же дар, какой пожелаешь, а мне теперь дорог только мой меч!
— Вовремя или нет — это мы еще увидим, — отвечал Гэндальф, — а от дара я не откажусь. Сейчас нужнее всего быстрота и верность. Подари мне Сполоха! Мы друзья с ним. Серебристым лучом в любой ночи он пойдет со мной сквозь все опасности, но я не могу рисковать тем, что мне не принадлежит.
— Достойный выбор, — одобрил Теоден, — и дар королевский. В этом прекрасном животном словно возродились могучие кони былых времен. А остальным гостям я предложу выбрать себе что — нибудь из моей оружейной. Там есть шлемы и кольчуги прекрасной гондорской работы. Пусть они послужат вам добром.
Слуги принесли доспехи. Арагорн и Леголас выбрали сияющие кольчуги, шлемы и круглые щиты, украшенные золотом и драгоценными камнями, а Гимли нашел себе необычный остроконечный шлем и небольшой щит с гербом дома Йорлов: белым бегущим конем на зеленом поле.
— Пусть он хранит тебя, — сказал ему Теоден, передавая щит, — я носил его в детстве.
— Это высокая честь, — поклонился Гимли и потряс щитом. — Лучше я буду носить коня, чем он меня. Ногам я как — то больше доверяю. Глядишь, все — таки дойдет дело до рукопашной…
— В бою все может быть, — ответил Теоден и поднялся, а вперед выступила Йовин, неся заздравную чашу.
Король пригубил, и девушка пошла обносить гостей, но задержалась возле Арагорна, остановив на нем сияющий взгляд. Он улыбнулся, принимая чару, и вдруг заметил, как она вздрогнула от случайного прикосновения. Эта незначительная деталь стерла улыбку с лица Арагорна и заставила вглядеться в глаза юной воительницы. Меж тем король говорил:
— Я отправляюсь в свой последний поход. Теодред, мой единственный сын, убит. Значит, наследником быть Йомеру, моему племяннику. Но он будет сопровождать меня. Кому же доверить правление?
Вельможи и военачальники смолкли.
— Йовин из дома Йорла, — раздался голос Хамы в полной тишине. — Она отважна и не знает страха. Все любят ее.
— Да будет так, — согласился Теоден. — Прощай, племянница! Мы расстаемся в недобрый час, но, может, еще вернемся в Золотые Палаты. Веди народ в Дунхарг. Те, кто останется в живых, придут туда.
— Каждый день до вашего возвращения будет казаться мне годом, — отвечала дева и снова взглянула на Арагорна.
— Король вернется, — негромко ответил он ей. — На востоке, а не на западе свершится наша судьба.
Присутствующие шумно вставали, разбирали оружие и спускались к воротам. Лишь Йовин в мерцающей кольчуге осталась наверху, глядя им вслед, скрестив руки на рукояти меча.
Гимли с топором на плече шагал рядом с Леголасом и бурчал себе под нос:
— Собрались наконец. Людям дай только поговорить, а дело пусть ждет. Топор мой и тот заскучал… Рохирримы эти, похоже, славные воины, да только их война не по мне. Опять трястись, как в сумке, с Гэндальфом. На войну ходят ногами!