Две дамы с попугаем
Шрифт:
— Ну что у тебя стряслось-то, давай, говори, зря я, что ли, тащилась к тебе на ночь глядя?
— Говорят тебе, Тимофеев меня бросил. — В голосе Алки послышались злые нотки, Надежда даже обрадовалась, а то сидит какая-то вялая, хоть бы накричала, что ли.
— С чего ты это взяла?
— На, читай, — Алка протянула ей тетрадный листок.
— "Дорогая Алла, — прочитала Надежда вслух, — я встретил другую женщину, она меня понимает лучше, чем ты, поэтому я ухожу к ней навсегда. Петр.
Собаку забираю с собой".
— И все? Бред
— А что еще? Коротко и ясно. Встретил и ушел.
— Ну не знаю, как же дети, квартира, где он жить-то будет?
— У нее, наверное.
— Кошмар, вот бы никогда не подумала, такой был тихий приличный мужчина. Ты что это там пьешь?
— Валерианку, уже почти пузырек выпила, а все равно переживаю.
Надежда поняла, почему Алка такая заторможенная, вырвала у нее из рук стаканчик, отобрала лекарство.
— С ума сошла, с сердцем будет плохо, давай лучше чаю выпьем.
— Ну, давай, — Алке было все равно, а Надежда ужасно хотела есть, но, заглянув в холодильник, ничего съедобного там не нашла.
Там стояла только банка консервов для кошки Марфы и кастрюля с костями для собаки.
— Ну хоть печенье у тебя есть какое-нибудь?
Алка протянула ей собачьи галеты.
— Нет, собачьи галеты я есть не могу, зубов жалко. Послушай, а как это он, собаку с собой забрал, а печенье оставил, галеты эти-то тебе ни к чему?
Алка посмотрела на нее в полном недоумении. Надежда поняла, что Алка совершенно ее не слушает и думает о чем-то своем. Алку необходимо было срочно отвлечь от этих нехороших мыслей, и Надежда продолжала, повысив голос:
— И что это у тебя в квартире такое светопреставление? Прямо как Мамай прошел. Искала что-нибудь?
— Да нет, это уже так было. Наверное, он, когда собирался, торопился очень.
— А что это он так торопился? Двадцать лет не торопился, а теперь вдруг заспешил, невтерпеж ему, что ли?
Видя Алку в таком состоянии, Надежда уже начинала злиться на Петюнчика, но одернула себя и, по здравом размышлении, удивилась. Насколько она знала Алкиного мужа, он вообще никогда не торопился, все делал обстоятельно и не спеша, говорил тихим голосом. Конечно, любовь меняет человека, спору нет, но все-таки что-то тут не то.
Надежда усадила Алку в кресло, помахала у нее перед лицом растопыренной ладонью, чтобы привлечь к себе внимание.
— Алка, не спи. И зачем ты столько валерианки выпила? Вот теперь ничего не соображаешь. Ты скажи, когда ты про это узнала, записку эту когда увидела?
Алка очнулась, глянула осмысленно.
— Сегодня утром.
— Так, утром… — Надежда встрепенулась. — Как утром? Сегодня же суббота, ты что, дома не ночевала, что ли?
— Ну не ночевала, так получилась.
Слова из Алки приходилось тянуть клещами.
— Вот что, подруга, давай-ка все-таки хоть пустого чаю выпьем, и ты мне все подробно расскажешь. Торопиться нам некуда, я у тебя ночевать останусь, так что давай начинай, — сказала Надежда, отхлебывая чай.
— Сидят!
Надежда аж подскочила на месте.
— Господи помилуй, так кондрашка хватит! Слушай, а ты животных-то кормила? Может, попугай голодный?
Кеша, Кешенька! — Она погладила перышки.
Попугай больно клюнул Надежду в палец. Алка механически насыпала в кормушку семечек, налила воды. Надежда в это время кормила кошку.
— Рыб не найти, — равнодушно проговорила Алка, — ну и черт с ними.
— Ты не отвлекайся, рассказывай, где тебя носит, что ты дома не ночуешь.
— Репетиторством занимаюсь. Должен же кто-то деньги зарабатывать!
— По ночам, что ли?
— Да нет, тут случайность. В общем, позвонили мне как-то и попросили обучать русскому одного иностранца. И между прочим, тридцать долларов за урок, такие деньги на дороге не валяются!
— А почему это они к тебе обратились? Ты же, кроме русского, никакого другого языка не знаешь.
— Ну почему же? Я по-английски могу более-менее объясниться.
— Все-таки как-то странно. Ты обычная учительница в школе, опытная, конечно, но всю жизнь преподавала детям русский и литературу, и вдруг такое предложение. Ведь для иностранцев специальная методика должна быть.
— Так я же тебе объясняю, а ты все время перебиваешь. Я им и говорю то же самое, а они, он то есть, потому что мужчина звонил, говорит, что меня им рекомендовала моя приятельница, очень меня хвалила, я и согласилась.
— Какая еще приятельница?
— Раньше у нас в школе работала, Ира Стрельникова. Она давно уволилась. А этот мужчина представился директором фирмы, какой забыла, у него гость живет, его партнер, того и надо обучать. Причем оказалось, что он по-русски уже немного говорит, а хочет научиться читать и писать, я его и обучала.
— И долго?
— Три занятия было. Они меня на дачу возили.
— В какое время?
— Да в разное. Днем, в июне ведь занятий в школе уже нет, можно всегда несколько часов выкроить. Иностранец такой симпатичный, средних лет, зовут Герберт, по национальности не то немец, не то швед.
— Да ты ведь не отличишь?
— Верно, я по-немецки только «Хенде хох!» знаю, а по-шведски вообще ничего. А вчера он позвонил мне в школу, говорит, если можно, вечером позаниматься.
— Кто позвонил-то?
— Директор фирмы, Игорь Петрович, мой наниматель, он мне деньги за уроки платил. Подъехал прямо к школе и отвез на дачу, это по Выборгскому шоссе, на машине минут сорок, а сам уехал. Позанимались мы с Гербертом, потом чайку попили, я жду-жду, не едет Игорь Петрович. Потом звонит, извиняется, говорит, что попал в легкую аварию, сам ничего, а машина разбита, ехать нельзя. Времени десятый час, я туда-сюда, а Елена, жена Игоря Петровича, и говорит, что на машине-то до города близко, а до станции пешком километров шесть. Ну куда я ночью шесть километров попрусь? Они и оставили меня ночевать.