Две фантастические повести
Шрифт:
Из воды высовывались, напоминая окаменевшие морды чудовищ, громадные камни, о которые с диким воем разбивалась вода. С жалобным криком летали белые острокрылые чайки — единственные живые существа, которым были доступны каменные островки, поминутно заливаемые разъяренной стихией реки. Это была картина вековечной борьбы рвущейся на свободу воды и мешающих ей камней. Тысячелетиями длилась эта борьба, неизменно оканчивавшаяся в ничью, до той самой поры, когда человеческая воля, освобожденная Октябрьской революцией, обуздала и воды, и камни. Девять порогов один за другим прошли перед глазами Виддупа. Он видел старые «дубы» — огромные днепровские лодки, с опасностью для жизни людей проходившие через пороги. Собственно, «дубы» не проходили, а пролетали над ними. Здесь были бесполезны и весла, и даже руль. Чудовищное течение перебрасывало «дубы» через пороги и, если они не разбивались, то с уцелевшими людьми выходили на широкий простор Нижнего Днепра.
От необыкновенного шума у Виддупа с непривычки разболелась голова. Он вздохнул, наконец, свободно, когда фильм покончил с порогами, и в зале вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь стрекотанием ленты в аппарате.
Виддуп читал надпись:
ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ПОСТАВИЛА ПЕРЕД ТРУДЯЩИМИСЯ СССР ЗАДАЧУ МАКСИМАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ ПРОИЗВОДИТЕЛЬНЫХ СИЛ СТРАНЫ ДЛЯ ПОСТРОЕНИЯ СОЦИАЛИЗМА. НЕИСЧИСЛИМЫЕ ЗАПАСЫ ЭНЕРГИИ РАСТРАЧИВАЛИСЬ ВПУСТУЮ ДНЕПРОВСКИМИ ПОРОГАМИ. НАКАНУНЕ ПЕРВОГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ ТРУДЯЩИЕСЯ РЕСПУБЛИКИ ПРИСТУПИЛИ К ПОДЧИНЕНИЮ ДНЕПРА ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ВОЛЕ.
Еще раньше, чем погасла надпись и осветился экран, Виддуп услышал мерный плеск пароходных колес, разбивавших спокойную воду.
Он не ошибся. Небольшой белый пароход поднимался вверх по течению Днепра. Виддуп увидел живописное селение, раскинувшееся на обоих берегах реки, которая ничем не была похожа на тот Днепр, который знал он. Река, шириной, примерно, до полуверсты, величественно текла между скалистыми берегами, разделяясь чуть ниже живописного селения на два рукава длинным вытянувшимся километров на пятнадцать островом, зеленым, почти пустынным, населенным несколькими колонистами. Белый пароход, шум колес которого слышал Виддуп, обогнул остров и подходил к селению, стоявшему выше его.
— Вы видите старый Кичкас, — пояснил директор на ухо своему гостю.
Когда пароход подошел к небольшой деревянной пристани, несколько выше ее открылся вид на мост, перекинутый с берега на берег в виде легкой арки.
Виддуп не выдержал.
— Мост! — воскликнул он, испугав директора. — Так в Кичкасе был мост?!
— Да, да, разве вы не знали?
Затаив дыхание, Виддуп вглядывался в картину.
На экране в это время уже показывалось начало работ по Днепрострою. Высокие живописные скалы, придававшие местности дикий, нетронутый характер, безжалостно взрывались динамитом, рушились, взлетая в воздух, разбивались на мелкие куски и каменным градом опускались на землю. На берегах вырастали рабочие поселки. Спешно прокладывалось железнодорожное полотно. К маленькой станции подходили вереницы вагонов, груженых машинами, строительным материалом, провизией для тысяч рабочих.
Без удержу стрекотала лента, и проносилась картина за картиной.
Виддуп увидел остров, который давно уже интересовал его. Он внимательно разглядывал дубы и осокори, разметавшие свои ветви над самой водой на берегу зеленого острова, скалистые бухточки, мыски, высокие берега, поднятые над старым Днепром. Остров был пустынный, тишайший. В кустах его кишели «полозы» — давно исчезнувшие змеи, на которых когда-то охотились запорожцы. Истреблением этих змей пришлось заняться строителям Днепростроя, прежде чем развернуть работы на острове.
— Как! — воскликнул Виддуп. — Да неужели этот тихий зеленый остров и есть тот самый остров, на котором теперь расположен гигантский город с его изумительной техникой?!
И Виддуп припомнил все, что он видел на нынешней Хортице: прямолинейные улицы в два этажа, вдоль которых тянулись с двух сторон стеклянные небоскребы, ибо слишком мало было земли на острове Хортица и слишком дорога была она, чтобы можно было разбрасываться вширь.
Но дальше и дальше навстречу времени уносила ошеломленного Виддупа стрекотавшая кинолента.
Вот уже строят перемычку.
— Что это значит? — спрашивает Виддуп. — Что такое перемычка?
И надпись на экране, как бы услышав его вопрос, спешит ответить, что перемычка— временная плотина. Надо перегородить Днепр. Виддуп видит, как опускают с берега огромные бревенчатые ящики, разделенные на клетки внутри, как наполняют эти клетки камнем и заливают их цементом, чтобы не проходила вода. Их двойной стеной укладывают от берега к берегу, заставляя днепровскую воду обходить перемычку стороной.
Потом вдруг на время исчезает Днепр, уже не видно воды, и Виддуп, прежде чем увидеть то, что собирается показать ему экран, слышит сотни человеческих голосов, покрикивающих на лошадей, слышит, как ржут лошади, как скрипят немазанные колеса телег, как шуршат лопаты, врезаясь в сухую землю…
Освещается экран — и перед глазами Виддупа появляются загорелые спины полуголых людей, роющих землю.
…Перед глазами Виддупа появляются полуголые люди, роющие землю. На минуту мелькнувшая вдалеке полоска воды подсказывает, что работа происходит на берегу Днепра…
На минуту мелькнувшая вдалеке полоска воды подсказывает, что работа происходит на берегу Днепра. В воздухе взлетают сотни лопат, через секунду вновь вонзающихся в землю, выхватывающих из нее огромные куски, с шумом бросающих их на телеги. Телеги, переполняясь и скрипя колесами, отвозят землю в сторону, выбрасывают ее, и Виддуп видит, как вырастает огромная земляная стена, мощный вал во много метров вышиной.
Роют канал…
— Как, — шепчет Виддуп, — они работали так примитивно? Без машин? Но ведь это было меньше, чем сто лет назад. Неужели так бедна была тогда техника?
Он облегченно вздыхает после того, как надпись поясняет ему, что техника вовсе не была так бедна, но произошла задержка с получением машин из-за границы.
В самом деле, еще несколько метров пленки — и примитивные лопаты заменены всесильными машинами, выхватывающими из земли громадные глыбы, словно чудовищными пастями вырывающими из ее тела огромные клочья и готовящими новое русло для покоряемого человеком Днепра. Ведь старое русло будет преграждено плотиной и, значит, нужен канал, чтобы суда могли обходить ее.