Две коровы и фургон дури
Шрифт:
Лес не изменился. Он все еще казался мирным, тихим местом, где птицы спят в своих гнездах, а мышки снуют под покровом травы — теплым, сухим и безопасным. Но сова следила за мной, не смыкая желтых глаз. Канюк выжидал. Лисы рыскали по лесу, то замирая на месте, то двигаясь вперед, принюхиваясь, прислушиваясь. Да, скоро кровь впитается в землю и лес забудет о том, что произошло там сегодня ночью. Но пока свежая кровь блестела в лунном свете, веревка натягивалась, и мир с натугой вращался и раскачивался. Я выскочил из ведущих в поле ворот, прямиком помчался к парадной двери хозяйского дома и заколотил в нее
— Мистер Эванс! — и снова заколотил в дверь кулаками, в этот раз еще громче.
Наверху вспыхнул свет и открылось окно. В нем появилась голова мистера Эванса, который взглянул вниз и гаркнул:
— Кто еще там хулиганит?!
— Это я! — сказал я. — Эллиот! Мне надо срочно позвонить от вас!
— Позвонить? Что ты болтаешь?
— Я нашел труп. Труп! В лесу.
— Чего?
— Он висит на дереве…
— Ты что, совсем напился?
— Нет!
— Тогда в чем дело?
— Я же сказал!
Он начал закрывать окно.
— Нет, постойте! Мне кажется, там в лесу кого-то убили!
Мистер Эванс остановился и посмотрел на меня сверху вниз. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, и его железные зубы блеснули в лунном свете.
— Пожалуйста, мистер Эванс. Впустите меня!
Наверное, что-то моем голосе убедило его, а может быть, он просто хотел стукнуть меня за то, что я поднял его с постели, но, так или иначе, через пару минут лестница заскрипела под тяжестью его шагов и он отодвинул засов. Я влетел в прихожую и, не говоря больше ни слова, схватил со стола телефон, набрал 999 и закричал в трубку: «Полиция!»
Они приехали через полчаса, два толстяка в сине-белой машине, и первое, что они сказали, было:
— Да что у вас тут сегодня происходит?
— Не знаю, — сказал я.
— Сначала эта стычка на дороге… — Полицейский махнул рукой в направлении холма, откуда раздавались сирены. — А теперь это… — Он вытащил блокнот. — Ну-с, так, значит, заявитель утверждает, что обнаружил в лесу тело человека, повешенного на дереве. Это вы звонили? — спросил он мистера Эванса.
— Нет, не я. Он, — хозяин ткнул в меня пальцем.
— Ну-ка, сынок, — полицейские подошли ко мне поближе, — пил сегодня, признавайся? Что пил? — Один из них принюхался. — Небось перебрал выдержанного яблочного сока?
— Так я и думал, — сказал мистер Эванс.
— Ну что, признавайся, пил?
— Да ни хера я не пил! — заорал я. — Не пил я, понятно? Не пил! Пошли, я покажу вам, что я видел.
— Не стоит… — нахмурившись, сказал тот, что был толще, — употреблять такие слова. Совершенно необязательно. — Он полез в карман. — Кстати, мы можем тебя арестовать за оскорбление власти…
— Давайте арестовывайте, но сначала пойдемте со мной, я покажу вам! — Я кубарем скатился с лестницы и замахал на них руками. — Быстрее!
Обернувшись, я увидел, что за моей спиной мистер Эванс крутит пальцем у виска, а другой рукой как бы подносит ко рту кружку. Полицейские понимающе кивали. На мгновение мне показалось, что они вообще не пойдут со мной, но затем они все-таки двинулись со двора и последовали за мной в сторону поля.
Я шел впереди, все время пытаясь не слишком сильно убегать вперед. Я-то привык бегать по полям, а эти два бедняги сразу запыхались, сопели, тяжело дышали, а потом один из них прикрикнул:
— Да не несись ты так!
И я остановился, чтобы им легче было меня догнать. Через пятнадцать минут мы уже стояли под тихо качающимся телом, они осветили его фонариками, и один пробормотал:
— Вот черт!
А другого в это время выворачивало в кусты.
— Когда ты обнаружил тело?
— Около часа назад. Может быть, меньше.
— Ты что-нибудь здесь трогал? Передвигал?
— Нет.
— Ты уверен?
— Конечно уверен!
Полицейский попытался настроить рацию. Сигнала не было.
— Ладно. Стен, приведи себя в порядок и отправляйся к машине.
Стен опять склонился над землей.
— А ты, — повернулся ко мне толстяк, — не уходи далеко. Ты нам еще понадобишься.
Остаток ночи прошел в суете. Приехало подкрепление, место вокруг тела оцепили. На рассвете приползла «скорая», набитая полицейскими с фотоаппаратами, чемоданчиками и ящиками. Все они расположились у опушки леса. Я отправился к себе в трейлер и часок вздремнул, а потом пришло время доить коров. Я работал как в тумане: ноги ватные, глаза закрываются на ходу, а в носу стоит запах ужаса. Когда я не думал про болтающее тело, я думал о Спайке. Я представлял себе, как он сидит в своем дурацком гараже под дурацкими пучками сушеной травы с дурацкой улыбкой на дурацкой физиономии. И как он тянет свои долбаные ручонки к растениям и гладит их по долбаным идиотским листикам. Ну зачем, Спайк? Ну почему ты не слушаешь, что тебе говорят? Зачем ты слушаешь только свою жадность, хотя жадность тебя вот-вот заведет в беду, так что даже сам не заметишь? Может быть, в этом-то все и дело. Если ты представляешь себе эту беду, то ты от нее защищен. Или что-то вроде того. Не знаю. Не все ли равно? Но мне было не все равно, хотя это уже мои проблемы.
Я повел коров на пастбище — хотя что это за пастбище такое: вся трава выжжена солнцем, над полем пыль столбом стоит, роса не в силах оживить мертвую зелень, только птицы разевают рты на изгороди, — и тут ко мне устремились два полисмена, и один из них спросил:
— Эллиот?
— Да.
— Эллиот Джексон?
— Ну? Я это.
— Это ты нашел тело?
— Ну я.
— Я детектив Поллок, а это следователь Браун. Мы хотели бы задать тебе несколько вопросов.
— О’кей.
— Нам придется отвезти тебя в участок.
— Это зачем?
— Ну, ты наш основной свидетель, нам надо записать все твои показания.
— Ну хорошо, дайте мне пару минут, я хоть умоюсь.
— Давай, только по-быстрому.
Я пошел в трейлер, разделся до пояса и как смог ополоснулся. Вода сбегала по телу, и я думал о том, что было бы клево вот так же смыть с себя воспоминания: запах крови и ужаса, скрип веревки, прыгающие лучи фонарей. Через десять минут я уже сидел в полицейской машине по дороге в Тонтон и не узнавал мир вокруг меня. Цвет полей, волосы полицейских, деревья, небо, дорога, даже салон машины — все как-то неприятно плыло и пульсировало перед моими глазами. Я раньше никогда не ездил в полицейской машине, и сейчас у меня почему-то возникло ощущение, что меня проглотила собака и я трясусь в собачьем пузе. Рация трещала, скучающий голос произносил слова, которых я не понимал. Я сказал: