Две коровы и фургон дури
Шрифт:
Итальянская программа закончилась в полночь, начались новости. Я выполз из кровати, выключил радио, прислушался к тихому шуршанию тишины за окном и, тихонько отодвинув занавеску, выглянул во двор. Все было тихо. Только ветки деревьев в свете луны отбрасывали на землю качающиеся тени. В такую ночь, как эта, не удивишься, если вдруг заметишь в углу двора вереницу эльфов. Да, в такую ночь эльфы вполне могли бы прокрасться на ферму, чтобы подстроить пакость надоедливым людям. А за амбаром мог притаиться голодный пес, он мог сидеть там, задрав голову к луне, высунув язык и мечтая
Я тогда долго стоял над Спайком, сжимая в руках черенок лопаты. Прикидывал, каким образом лучше огреть его, примерял стальное полотнище лопаты к его черепушке. Никогда я не отличался агрессивным нравом, никогда даже не дрался… Но в тот момент я искренне верил, что другого выхода у меня нет. Страх парализовал мой разум, я и сам это понимал, но что мне было делать? А потом мне вдруг пришло в голову, что я, наверное, заразился. Заразился от Спайка его дурной болезнью, его безумием. Понимаете? Сначала он крадет траву, потом я нахожу повешенного бандита, потом он засыпает, я убиваю его лопатой, а потом скрываюсь. Как бы это выглядело, представляете? Все же подумали бы, что я убил его из-за травы! Вот идиот! Дурак ты, Эллиот, неужели это лучшее, до чего ты мог додуматься? Да еще всю жизнь потом мучиться угрызениями совести… Ну нет, мужик, приди в себя, успокойся, разберись, что надо делать, и действуй. Понял? Хороший мальчик, умный мальчик. Почти умный. Я набрал полную грудь воздуха, аккуратно выдохнул его и опустил лопату. Я даже отнес ее обратно во двор, а потом подошел к Спайку и прошептал ему на ухо: «Выкини на хрен всю дурь, Спайк!» Он не проснулся, и я оставил его там же, где и нашел. Спорить с обкуренным спящим болваном не было толку, но домой я ехал осторожно, как будто дорога стала ледяным катком, а я скользил по ней на коньках.
Стоял субботний вечер. Я вспомнил, что хиппушки, с которыми я познакомился в кафе, приглашали меня в гости в субботу, так что, подъехав к перекрестку, я на секунду задумался: свернуть ли мне домой или ехать прямо до Ашбритла? Я поехал прямо и через десять минут уже стучался в дверь их коттеджа.
Дверь мне открыла Сэм. В руке она держала банку сидра и, увидев меня, улыбнулась во все тридцать два зуба.
— Да это же Эллиот! — сказала она. — Эй, давай заходи! — Она взяла меня за руку и потащила внутрь. — Хочешь сидра?
— С удовольствием.
— Щас, погоди секундочку, — сказала она и пошла на кухню.
А я сел за простой деревянный стол. На подоконнике в банках из-под варенья стояли букетики цветов, а в длинных винных бутылках — какие-то композиции из сухих листьев. На стенах были развешаны симпатичные морские пейзажи, и весь дом был пропитан запахами свежей сдобы. Я почувствовал, как страх постепенно отходит, отползает от сердца и сменяется покоем. Как приятно! Жизнь может быть такой — тихой, неторопливой. Никаких безумных скачков — медленное, мирное существование. Комната вдруг показалась мне убежищем, местом, где я мог укрыться от невзгод.
Сэм передала мне бутылку и села напротив. Мы чокнулись бутылками и сделали по глотку.
— Ну и как твоя жизнь? — Ее голос звучал небрежно, но в то же время как-то осторожно, как будто она переходила реку вброд по скользким камням.
Я покачал головой:
— Да ужас.
— Господи, а что у тебя случилось? — Она наклонилась вперед и легонько тронула меня за колено. Я почувствовал прикосновение ее пальцев — мягких, как лапка котенка.
Я провел рукой по волосам. Фу, грязные! Давно пора помыться.
— Ну… — промямлил я и замолчал.
— Расскажи мне. Пожалуйста. Я умею слушать… Я взглянул на нее и почему-то поверил. Я поверил ей, но не мог заставить себя говорить. Мне не хотелось впутывать ее в эту историю, но, может быть, она и сама имела к ней отношение? Откуда я знал, что ей можно доверять? Можно ли доверять хоть кому-нибудь? Мне показалось, что я схожу с ума. Или что я такой же дурак, как мой бедный Спайк. «Да ну на фиг!» — подумал я и сказал:
— Знаешь, я нашел труп в лесу… Он болтался на дереве…
— Боже, так это ты нашел его?
— Да.
— Боже, какой ужас!
— Точно. Сплошной кошмар.
— Тут ты прав. Впрочем, сам-то он точно был кошмарным типом.
— А ты его знала?
— Не то чтобы знала… но несколько раз видела в баре.
— А как его звали?
— Фред.
— А что о нем известно?
— Только то, что он из Бристоля. Переехал сюда весной, жил на ферме под холмом Хенитон. Кажется, это была ферма его брата, а может, и нет, точно не знаю. Да мне какое дело? Но ясно, что там было нечисто.
— В каком смысле?
— В таком, что нельзя выращивать такое количество травы и не засветиться.
— Полагаю, ты права. А ты знаешь, что случилось?
— Я слышала, что какой-то идиот попер у Фреда всю дурь. — Она поднесла бутылку к губам и сделала глоток. — Вот не хотела бы оказаться теперь на его месте! Понятное дело, не так уж и много ее было, но эти люди… они такое никому с рук не спустят! Обязательно накажут его, чтобы другим неповадно было. Это у них закон железный. По-моему, они решили, что это Фред попер траву.
— Кто это «они»?
— Ну кто там ее растил.
— А ты их знаешь?
Она передернула плечами:
— Не знаю и знать не хочу. А ты?
— Упаси бог!
— Вот и хорошо.
— Но забыть не так-то просто. Тот мертвец так и стоит перед глазами…
— Вот жуть какая!
— Ужасно жутко, особенно по ночам… А еще полицейские разговаривали со мной так, как будто я там оказался не случайно.
— А чего ты ждал от нашей полиции?
— Как будто это я его повесил. — На секунду мне показалось, что ей можно все рассказать — о Спайке, о лысом чуваке с ледяными глазами и о том, что у меня с тех пор ломит от ужаса все кости. О сжимающемся от страха сердце, потной коже и сухом языке. Я глотнул сидра, покрутил его во рту и проглотил.
— А ты постарайся думать о чем-нибудь другом.
— Ну например?
— Не знаю… Что ты любишь?
— Что я люблю?
— Да, чем ты занимаешься, когда не работаешь?