Две кругосветки
Шрифт:
— Э-э… — дядька почему-то растерялся, — Вильям… Или Робертс…
— Гуд бай, Вильям-или-Робертс!
Дядька весело отсалютовал ему рукой. Макарка кивнул в ответ и тут же исчез.
Вильям-или-Робертс усмехнулся и удовлетворённо щёлкнул пальцами.
Он присел на корточки, подобрал зажигалку. Чиркнув колёсиком, убедился, что она работает, глядя с улыбкой на бледное трепещущее пламя. Потом зажал зажигалку в кулаке, легко, стремительно подпрыгнул вверх и будто растаял в воздухе…
Глава 49. Конец игры
Руслан стоял на мосту, и солнце било ему прямо в глаза, как в тот раз, в лифте, когда они с сестрой возвратились из 1812 года. Вернулся…
Пошатываясь и стараясь унять дрожь во всём теле, Руся держался обеими руками за трос и подставлял лицо ветру, жадно вдыхая приносимые им знакомые запахи заповедных трав, сосен, речного ила…
Луши рядом не было, но каким-то шестым чувством он понимал — с сестрой всё в порядке.
— Эй, Раевский! — густой баритон негромко окликнул его откуда-то снизу. — Руслан! Не слышишь, что ли?
Руся нагнулся.
Из-под моста показалась моторка. Она шла бесшумно, с выключенным мотором. Наша, лагерная, узнал Руся. Надо же, столько времени прошло, а тут всё по-прежнему… В моторной лодке сидел, задрав бороду кверху, инструктор по прозвищу Седрик, всё такой же загорелый, в той же вылинявшей, порыжевшей от солнца чёрной майке.
— Спускайся! — махнул Седрик мальчику рукой и стал выгребать к берегу.
…Макар осторожно открыл глаза. По стеблю ползла бабочка-крапивница. Он облегчённо выдохнул и она вспорхнула. Слава богу, подумал он, блаженно улыбаясь. Это лучше, чем какая-нибудь Papilio Krusensternia. Хм, Парусник Крузенштерна [62] … Отличное название для прекрасной бабочки, но сегодня я рад вот этой заурядной крапивнице. Потому что я — дома.
Всё отлично. И даже не тошнит нисколько. Или? Ну, конечно. Опять накатило. Это что ж, каждый раз так будет? Вроде морской болезни…
62
Papilio Krusensternia, Парусник Крузенштерна — бабочка, открытая учёным Эшшольцем во время кругосветного плавания О. Е. Коцебу на бриге «Рюрик».
Наконец, морщась и испытывая нестерпимое желание поскорее умыться, Макар поднялся и побрёл по тропинке к реке, раздвигая высокие стебли.
Да это то самое место! И лодка, наша лодка… Значит, прежний Руська — где-то здесь, поблизости. И, стало быть, скоро он вместе с «оленями» сюда вернётся.
Наспех ополоснув лицо, Макар решительно вошёл по колено в реку, даже не задрав штанин, и с усилием столкнул лодку в воду.
Через двадцать минут Лазарев был уже у цели. Вот он, флажок, победно торчащий из дупла в бугристом кедровом стволе. Дунул лёгкий ветерок, и оранжевое капроновое полотнище забилось, затрепетало, вспыхивая в лучах весёлого утреннего солнца.
Стоит забрать флаг, и победа над «оленями» обеспечена. Макар представил себе, как пожимают ему руку ребята из команды «бобров», как улыбаются, как похлопывают по плечу. Такая удача — оказаться здесь раньше всех. Макар вдруг почувствовал, что хронодайвинг таит в себе массу приятных возможностей. Побочные эффекты вроде тошноты после перемещений сейчас не имели никакого значения.
Мальчик уже протянул к флажку руку, да так и замер, с протянутой рукой. Что-то было не так. Весёлый порывистый ветер как-то разом стих, и тут же зазвенело, загудело над ухом комариное облако. Макар с досадой хлопнул себя по лбу, раздавив сразу нескольких комаров, вытер руку о штанину. Ну же, хватит воевать с комарами. Вот она — победа. Только руку протянуть и взять, наконец, флажок.
А флажок как-то потускнел. Он уже не трепетал призывно, поник, свернулся. Макар почувствовал, что краснеет. Нет, так нечестно. Он хронодайвер, а не читер какой-нибудь. Не нужна ему такая победа.
Флажок, словно услышав его мысли, обрадовался, снова затрепетал, забился. Из зарослей послышался треск сучьев и знакомые голоса. «„Олени“ притащились», — догадался Макар, и бесшумно скользнул в тень.
Петька, вождь «оленей», почти достиг заветной цели, когда услышал откуда-то сверху покашливание. Он задрал голову. На ветке, прямо над укреплённым в стволе флагом, торчали босые ноги. Петька заметил на одной из грязных загорелых щиколоток две странные, уже затянувшиеся ранки — как двоеточие…
Обладателем этих ног был не кто иной, как Лазарев. Он улыбался.
— Ты чего? — удивился Петька.
— Ничего, — пожал плечами Макар.
— Флаг наш! — ревниво выпалил Петька, схватил флажок и отпрыгнул в сторону. Подозревая в происходящем какой-то подвох, он вопросительно уставился на Макара.
— Так и есть, ваш, — согласился Макар. Он поглядел на «оленя» Петьку, прижимающего к себе флажок, как на маленького, и снисходительно улыбнулся. — Всё по честному, Петя, не волнуйся! — заверил он и спрыгнул с ветки на землю.
С реки послышался приближающийся звук мотора.
— Моторка! — обрадовался Лазарев, — ведь с её помощью можно было отбуксировать лодку, на которой он сюда явился, вверх по течению, обратно в лагерь, — и побежал к реке.
Ошалелые «олени», переглянувшись, потрусили следом.
На берегу их уже ждали Седрик и Руслан.
— А вот вы где, голубчики! — сказал Седрик. — Ну что? «Олени»-таки флаг взяли? Молодцы-огурцы. Флаг сдавайте, в моторку полезайте, в лагере всё обсудим.
«Олени», довольные, принялись усаживаться.
Макар тем временем подошёл к Руське и молча, с чувством, стиснул ему руку.
Всегда невозмутимый Седрик, лениво поскоблил растительность под подбородком и заметил:
— Ну, вы будто двести лет не виделись.
Руся засмеялся. Седрик, он всегда так. Скажет, вроде шутя — и в точку.
— Твоя правда, — серьёзно ответил ему Макар, — двести!
Мальчишки заговорщически переглянулись.
Запиликал телефон. Седрик сунул руку в карман.
— Пропущенный звонок, надо же. А я думал, здесь совсем связи нет. Таскаю мобильник с собой только ради часов и секундомера. — Твоя сестра звонила, — повернулся он к Руслану, — соскучилась, наверное?