Две кругосветки
Шрифт:
Симонов знал, что в молодости Беллинсгаузен и Лангсдорф почти три года плавали вместе на одном корабле. Ходили в знаменитую первую русскую кругосветку под руководством самого Крузенштерна.
Генеральный консул Григорий Иванович Лангсдорф, отдать ему должное, не замедлил явиться на следующий же день. В семь часов утра он уже поднялся на борт «Востока» и тут же бросился целоваться с Беллинсгаузеном, растроганно блестя глазами и шмыгая от волнения. Как же, пятнадцать лет не виделись!
Невысокий и коренастый Беллинсгаузен к сорока годам стал плотнее. Несмотря на ежедневную гимнастику, обзавёлся небольшим брюшком. И волос поубавилось, а в оставшейся шевелюре начала пробиваться серебряная нить.
Зато Лангсдорф так и не приобрёл солидности в фигуре, только слегка ссутулился. Глаза его по-прежнему были живыми и любопытными, нос всё также немного смахивал на утиный клюв, а сам он являлся подвижным, щуплым и суетливым субъектом, легко воспламеняющимся разными учёными идеями.
Обняв Фаддея Фаддеича за широкую талию, консул повёл его вдоль палубы, что-то рассказывая. Немец по происхождению, Лангсдорф сразу перешёл на родной немецкий, и с места в карьер попытался увлечь собеседника своим новым научным проектом.
— Дело жизни! Экспедиция вглубь бразильского материка! — восклицал он с азартом неутомимого естествоиспытателя.
Беллинсгаузен только хитро щурился, посмеивался благодушно. Вот зачем академик Лангсдорф несколько лет назад попросил российское правительству назначить его консулом в Бразилии! Учёного интересовала вовсе не дипломатическая карьера, — им двигала страсть к науке.
Однако Беллинсгаузена наука как таковая не слишком волновала, во всяком случае, теперь. Его более занимали насущные нужды моряка — как налиться питьевой водой и достать нужную провизию, где можно произвести сверку корабельных хронометров…
Бодрый Лангсдорф обещал всяческую помощь и содействие. На прощание снова с чувством обнял Фаддея Фаддеевича. Отбыл, сияя. Воздев кверху указательный палец, кричал с катера на прощание что-то по латыни.
На следующее утро стало известно, что генеральный консул Лангсдорф выполнил обещание неукоснительно.
Палатки на Крысьем острове были поставлены в тот же день. Астроном Симонов и его помощники — гардемарин Адамс и артиллерии унтер-офицер Корнильев — на несколько дней переселились туда с «Востока».
Сверка хронометров — дело в длительном морском путешествии чрезвычайно ответственное. Очень важное дело. Адамс ещё со школьной скамьи отлично знал, что на экваторе ошибка корабельного хронометра всего на одну секунду означает ошибку в местоположении судна в 400 метров…
В корпусе им рассказывали поучительную историю о катастрофе у британских островов Силли, которая сто лет назад стоила Англии одного адмирала, двух с половиной тысяч моряков и пяти кораблей. Таковы ужасные результаты неверных расчётов и неточности карты! Адамс вспомнил, как «мучил» их географ Зарубин, вдалбливая в головы азы астрономической навигации [7] и предрекая лентяям судьбу адмирала сэра Шовела, и улыбнулся. Всё-таки не самая плохая судьба — умереть адмиралом…
7
Маркизова лужа — ироничное, фольклорное название Невской губы (части Финского залива от устья Невы до острова Котлин), подчёркивающее её мелководность и малый размер по сравнению с открытым морем. Возникло в первой трети XIX века в среде офицеров Балтийского флота от титула тогдашнего морского министра России маркиза де Траверсе, при котором почти прекратились дальние морские походы, а маневры флота осуществлялись не дальше Кронштадта.
Нагретый воздух дрожал и плавился.
Присев на корточки, Роман осторожно потрогал рукой горячий, с характерным блеском, камень. Крысий целиком состоял из огромного алого гранита.
Ух и жар от него шёл, почти как от плиты на камбузе [8] . Если б не лёгкий ветер с моря… Адамс покачал головой. Как бы подмётки не прожгло! А ведь сейчас ещё только ноябрь, последний весенний месяц в Южном полушарии. Как-то здесь летом?
Он встал, потянулся. По-хозяйски окинул взглядом зелёные горы, окружающие бухту, город, выстроенный под утёсами этих гор, загородные дома с обширными садами, выцветший к полудню горизонт над морем.
8
Астрономическая навигация — метод определения координат судна по положению светил на небе в любой момент времени.
— Странное название у залива — Рио-Жанейро. Ведь «рио», кажется, река? Как думаете, Иван Михайлович?
Симонов, присевший на тюк с вещами в тени палатки, довольно хмыкнул. Ему нравился любознательный гардемарин, задававший дельные вопросы.
— Река, вы совершенно правы, коллега.
Коллегой Иван Михайлович стал называть Адамса ещё во время стоянки на Тенерифе. Там впервые за время плавания производили сверку хронометров, всё прошло удачно, и профессор остался доволен новым помощником. Да-с, весьма доволен.
Симонов аккуратно приподнял соломенную шляпу, вытер платком пот со лба. В его умных карих глазах запрыгали насмешливые искорки, но отвечать Иван Михайлович не торопился. Всем своим видом он давал понять, что у Адамса есть шанс самому сделать правильный вывод.
— Видно, очень уж залив походит на реку, — поразмыслив, предположил Роман.
— В точку. Португальцы открыли его в день святого Януария и приняли за устье реки. Вот и назвали морской залив Рио-Жанейро — «река Януария». А вообще-то у этой бухты есть своё, местное, название — Гуанабара. — Симонов хлопнул себя по коленям и поднялся. — Ну-с, давайте-ка к делу! Пора инструмент устанавливать.
Роман не отозвался: мимо острова медленно шёл купеческий корабль под португальским флагом.
— Смотрите, смотрите, на палубе-то у него целый зоосад! — в восторге закричал гардемарин, и, схватив подзорную трубу, навёл её на палубу «купца».
На верхней палубе португальца, возвращавшегося с африканских берегов, было выставлено несметное число клеток с попугаями и обезьянами.
Роман, улыбаясь, рассматривал плавучий зверинец. Вдруг улыбка сползла с его лица.
— Что это? Ужас какой, вы только посмотрите, Иван Михайлович! Этот «купец» никакой не купец, а настоящий работорговец! У них вся нижняя палуба невольниками забита. Их там, верно, человек пятьсот, не меньше.