Две Лисы для Изначального бога
Шрифт:
И каждый выпад, и удар, отражение и блок, энергии, которые искрили в воздухе, оседали на стенах и полу пещеры, проявляя искрами какой-то древний рисунок. Люди, застывшие вдоль стен, почти не воспринимались затуманенным сознанием животного. Если первородный враг, то его нужно убить. Пусть он убирается отсюда визжала лиса, теперь я здесь живу и уходить не собираюсь.
— Пора, — голос воина остановил в полете, обездвиживая. Тело шлепнулось в центр пещеры, замыкая линии в единую фигуру, которая замерцала и засветилась бирюзой.
Не в
Как в замедленной съемке, я видела, как он бросается в мою сторону преодолевая светящиеся линии, прорезает возрастающую плотность и постепенно трансформируется, обрастая чешуей.
— Мамочка, — скулит лиса, оставляя на полу человеческое тело и забиваясь вовнутрь.
Дракон рычит, сотрясая стены, и оказываясь надо мной, подхватывает осторожно лапой, прижимая к себе.
— Моя, — рычит чудовище.
Энергия стекается в центр, вспыхивает, заключая в кокон, который рассеивается почти сразу.
В наступившей тишине раздаются громкие хлопки, стоящего в дверях старца.
— Как все удачно получилось, — произносит он, прежде чем я проваливаюсь в обморок с осознанием, что теперь мне точно не отвертеться. Ни от мира, ни от войны, ни от мужчины.
6.3 Запишите меня в огнепоклонники
Ричи
Сумрачная тропа закончилась в огромном зале. Его стены невозможно было рассмотреть в прячущейся темноте. Посредине мерцающего рубинами пола возвышался трон, а нет, оказалось, что это колодец из огромных глыб черного камня.
Отблески из колодца плещут в воздухе зала огненными сполохами.
Нас ждали. И как ни странно, не обрадовались нашему появлению. По крайней мере некоторые уж точно. Кое-кто удивился, рассматривая козу и олененка, потом меня. И только одна женщина бросилась к Мынашу, и попыталась подхватить его на руки.
— Сынок, как же ты вырос!
— Да, пронеслось в голове, — старость не щадит никого.
Её серая кожа стала светлой, слегка пепельной и красные когда-то волосы выцвели, превратившись в седые. Или может все же Мынаш в нее уродился?
Мынаш, в первый момент всхлипнувший и прижавшийся к ее груди, вдруг отступил от нее, высвобождаясь из объятий. Церемониально поклонился.
— Я привел Бога!
И я поразился наступившей тишине.
По взмаху руки его матери, в воздухе начали зажигаться фонари, так и захотелось потереть глаза. Газовые фонари, на длинной металлической ножке превращали зал, как я сначала подумал в огромную пещеру.
И что-то говорило, она очень глубоко под землей. За колодцем из темноты начала проступать огромная скульптура. Память подбросила воспоминание из храма Изначального.
В отличии от статуи бога, эта была высечена более грубо, да и как ее можно было создать по другому, если для того, что бы охватить ее всю, пришлось свернуть шею, в надежде увидеть ее лицо.
Огромная. Серая, с алыми глазами, волосами, губами, слегка приоткрытыми, демонстрирующими белоснежные клыки. С приплюснутым широким носом, против достаточно грубо обозначенного тела, ее лицо поражало проработкой деталей. Даже немного страшно стало от силы, которая струилась от ее фигуры.
Вскользь отметил оголенную грудь, едва прикрытую двумя нитками ожерелий. Юбка на бедрах, из подобия пальмовых листьев. Память подкинула давно похороненное воспоминание. Туземцы, съевшие Кука, наверное, именно так они и выглядели.
Нас с Мынашем медленно оттеснили ближе к колодцу.
— Не пора ли начинать бояться? Или уже стоит выпустить медведя? — все эти мысли проскальзывали внутри, но я все никак не мог оторвать взгляд от горящих далеко вверху глаз.
Что-то завораживающее было во взгляде застывшей в вечности фигуры.
— Не хочешь ли ты, новый Бог, попросить у богини — разрушительницы покровительства? — голос матери Мынаша доносился откуда-то издалека.
Мынаш вцепился в мою ладонь. Действительно он подрос, — вон с какой силой сжимает пальцы.
— Почему же не попросить, — ответил, всматриваясь в глаза богини.
— Великая Сёкаи! — подсказал Мынаш.
— Великая Сёкаи, — повторил за ним, — дай мне свое благословение и надели частицей силы, для защиты твоих детей и мира. — Слова рождались сами, казалось, что взгляд богини опаляет, занимая все вокруг.
— Во времена смуты и опасности обещаю не запятнать себя недостойными деяниями, — откуда-то издалека прорывается какой-то гул, но я уже ничего не вижу кроме глаз богини.
— Обещаю с умом и честью распорядиться твоими дарами, преклоняю перед тобой голову и прошу о милости и защите всех, живущих на этой планете.
Алый взгляд становится белым. Кажется, все вокруг превратилось в сплошную стену огненной энергии, которая ластиться ко мне. Откуда-то сверху мне показывают зал, который светится алыми линиями, образующими сложную мандалу, в центре которой две фигуры. Линии начинают пылать, стягиваясь в центр, заключая фигуры к белоснежный разжаренный кокон, а когда он лопается, я прихожу в себя, понимая, что теперь я обладатель огненной магии. Поднимая ладони к лицу, вижу невероятные узоры, которыми украшены теперь не только мои ладони. Я точно знаю, что они покрывают все мое тело, и что это самая невероятная броня, подаренная богиней.
Каким-то титаническим усилием, стараясь не упасть от нахлынувшей энергии и знания, в кого я превратился, опираюсь на копье, и тут же ощущаю сильное плечо, которое подставляют справа. Разворачиваясь, я уже догадываюсь кого увижу. Адъютанта, Мынаша, который теперь выглядит точно, как в том сне на башне в лесу. Огромный, желтоглазый, беловолосый.
— Даже не сомневался, что у тебя получится, — хлопаю его по плечу, — он обнимает меня, заграбастывает в охапку и слегка отрывает от пола.
— Спасибо, что верил!