Две могилы
Шрифт:
— Ты можешь оставаться у меня, сколько захочешь, — решился наконец Джек. — Я ни на чем не настаиваю, приезжай и уезжай, когда тебе вздумается… Хм, а где же твоя машина?
Я что-то не заметил.
Она покачала головой и тут же спросила без всякого перехода:
— Говорят, ты ограбил банк?
Он замер от неожиданности, но все-таки ответил:
— Нет, это неправда.
Внутри у Кори похолодело. Он уже начал лгать ей.
— Я действительно не делал этого. Меня подставили.
— Но ведь ты… сбежал.
Он вздернул голову, тряхнув остатками волос:
— Да, я сбежал.
— Постой. — Кори подняла руку. — Не рассказывай дальше.
Ей не хотелось слушать, как он лжет… если это в самом деле была ложь.
Отец замолчал.
Кори сделала большой глоток. У кофе был изумительный вкус. Она взяла второй пончик и надкусила его. Остановись, мгновенье! Кори попыталась расслабиться, но один вопрос, который она гнала от себя, возвращался снова и снова. В конце концов она сглотнула слюну и произнесла:
— А что это за пакеты и письма лежали в твоем шкафу?
Джек уставился на нее:
— Ты их видела?
— Что тогда произошло на самом деле? Почему ты уехал и… ни разу даже не позвонил? За все пятнадцать лет.
Он взглянул на дочь с удивлением и грустью:
— Дьютт не разрешила звонить тебе, она сказала, что ты не хочешь со мной разговаривать, и я… я подумал, что ты права. Но я каждую неделю посылал тебе что-нибудь, Кори. Письма, а то и подарки, если появлялась возможность. Ты становилась старше, и я пытался угадать, что тебе могло бы понравиться. Куклы Барби, детские книжки. На каждый день рождения я посылал тебе подарок, а когда не было денег, то хотя бы открытку. Я отправил тебе, наверное, тысячу писем… писал о том, чем занят, что у меня случилось нового, пытался дать тебе советы, в которых ты, как я представлял, нуждалась. И все они возвращались обратно. Все до единого. Должно быть, Дьютт не принимала их. Или переехала куда-нибудь, не оставив адреса для пересылки.
Кори снова глотнула кофе.
— Тогда зачем же ты посылал мне подарки, если знал, что я все равно их не получу?
Он опустил голову:
— Надеялся, что когда-нибудь смогу передать их тебе в руки — сразу все. В каком-то смысле это дневник всей моей жизни и — как ни странно — твоей тоже. Или той жизни, которой ты жила в моем воображении. Я представлял, как ты взрослеешь, какие у тебя появляются увлечения. Или, может быть, парень. И… — Смутившись, он ненадолго замолчал. — Эти письма и посылки, пусть даже возвращенные… да, это была хоть какая-то возможность пообщаться с тобой, побыть рядом. — Еще одна пауза. — Понимаешь, я надеялся, что когда-нибудь ты сама напишешь мне…
Увидев шкаф, заполненный письмами и пакетами, Кори предполагала и надеялась, что объяснение будет именно таким. Но об одном она все-таки не догадывалась: все то время, что она ожидала писем от отца, он точно так же ждал весточки от нее.
— Она говорила, что ты отказался платить пособие на ребенка, живешь с другой женщиной, не задерживаешься подолгу ни на одной работе и постоянно пьянствуешь в барах.
— Все это неправда, Кори, или, по крайней мере… — Он покраснел. — Я действительно часто сидел в барах. И женщины… они тоже были.
Кори покачала головой. То, что рассказывала мать все эти годы, конечно же, оказалось неправдой. Как можно было верить озлобленной, пьющей матери? Кори вдруг почувствовала себя ужасно глупой. И виноватой в том, что пятнадцать лет так плохо думала об отце.
И все-таки главным было чувство облегчения.
— Мне так жаль, — сказала Кори.
— Чего?
— Жаль, что я ничего не понимала… ничего не делала.
— Ты же была ребенком.
— Мне двадцать два года. Я давно должна была обо всем догадаться.
Джек махнул рукой:
— Что было…
— …то прошло, — не удержалась она от улыбки.
— Я никогда не умел красиво говорить. Но я стараюсь жить по одному хорошему правилу.
— Какому?
— Не держи на людей зла.
Про себя Кори такого сказать никак не могла.
Отец поднял кружку с заваренным кофе:
— Будешь еще?
— Пожалуйста.
Он разлил напиток по чашкам и снова сел.
— Кори, я все-таки хочу рассказать тебе об этом ограблении банка. Меня подставил кто-то из сослуживцев, но я не знаю, кто именно. По-моему, это как-то связано с обманом клиентов, завышением ставок по кредитам. Они наживались на этих процентах. Проблема в том, что так поступали все. За исключением Чарли — единственного честного парня среди них.
— Но ты сбежал, — повторила она.
— Да, я понимаю, что поступил глупо, необдуманно. Я решил, что укроюсь здесь и смогу выяснить правду. Но у меня даже нет телефона. Мне пришлось его выбросить, чтобы меня не отыскали по звонкам. И теперь я не могу ничего выяснить… и все думают, что я виновен, раз сбежал. Черт возьми, я не могу отсюда выбраться.
Кори посмотрела отцу в глаза. Ей так хотелось верить ему.
— Но я-то могу, — возразила она. — И я проведу расследование.
— Не говори глупостей, — рассмеялся он. — Ты понятия не имеешь, как это делается.
— Уверен? Да будет тебе известно, что я учусь в колледже уголовного права имени Джона Джея, получаю только отличные оценки, а год назад в Медсин-Крике помогала одному агенту ФБР расследовать дело серийного убийцы.
Джек вытаращил глаза от удивления:
— О нет! Моя дочь служит в полиции?
26
Незнакомый мужчина возник в дверях приемной так внезапно, что Мадлен Тил подскочила на стуле. Посетитель выглядел очень странно: весь в черном, с бледным лицом и серыми глазами, он буквально излучал возбуждение, граничащее с нетерпением.
— Господи, как вы меня напугали! — сказала она, приложив руку к груди. — Чем я могу помочь вам?
— Мне необходимо увидеться с доктором Хеффлером.
Это трудно выразить словами, но он действительно выглядел как Старуха с косой, но при этом обладал приятным голосом с очаровательным южным акцентом. Сама Мадлен выросла на Среднем Западе, и нью-йоркское разнообразие говоров и акцентов до сих пор резало ей слух.
— Вы записаны на прием?
— Нет, но мы с ним старые приятели.