Две недели в Венеции
Шрифт:
Руби тоже поднялась и в порыве чувств подбежала к отцу и крепко обняла его.
— Спасибо, папа.
Тот пробормотал что-то насчет телячьих нежностей, но тоже ненадолго обхватил ее руками, прежде чем отстраниться.
— Приготовь мне чай. Потом можешь идти обедать.
Руби посмотрела на часы. Было уже без четверти три. Ланч она сегодня пропустила из-за занятости. Неудивительно, что у нее урчит в желудке.
Десять минут спустя она покинула офис в Сохо и первым делом заглянула в свою любимую кофейню и купила латте и сэндвич. Оттуда она отправилась в маленький
Макс был прав. Рисование — это ее призвание. Она рисует по утрам, во время разговоров по телефону и перерывов на ланч и вечером после работы. Рисунков было уже столько, что ее соседка по комнате грозилась оклеить ими туалет.
У рисования был еще один плюс: погруженная в это занятие, она не думала о Максе. Они не общались с того самого вечера, когда она, быстро собрав свои вещи и тепло попрощавшись с Финой, уехала из Венеции. Поначалу она надеялась, что через какое-то время он ей позвонит, но этого до сих пор не случилось.
В любом случае сейчас у нее есть более важные дела, нежели без конца прокручивать в уме то, что произошло в Венеции, и гадать, что она сделала не так. Наконец она обрисовала свое будущее. Она не только определила, где хочет быть через полгода и через пять лет, но также начала делать первые шаги в выбранном направлении.
Недавно она посетила офис новой фирмы, занимающейся изготовлением поздравительных открыток. Ее владельцам понравился ее Сердитый Голубь, и она договорилась с ними о выпуске небольшой пробной серии открыток с его изображением. Владелица магазина винтажной одежды, где она когда-то работала, заказала у нее несколько рисунков красоток, одетых в стиле пятидесятых годов, для украшения витрины. Один давний приятель пообещал познакомить ее с издателем детских книг. В общем, все это выглядело многообещающе.
До тех пор пока в ее карьере дизайнера не наметится прогресс, она останется в «Одной планете». Эта работа ее вполне устраивает, да и платят ей хорошо. Взрослые люди, к которым она себя относит, усердно работают, чтобы чего-то добиться, а не ждут, когда богатство и успех свалятся на них с неба.
Когда ее обеденный перерыв закончился, она вернулась в офис.
— Тебе звонили, пока тебя не было, — сообщил ей Джекс, один из ее коллег.
— Да?
Сердце подпрыгнуло у нее в груди, и она тут же сказала себе, что ей пора перестать надеяться на невозможное.
— Это был парень из бюро путешествий. Он хочет знать, можешь ли ты прислать ему комплект дисков еще и для его бабушки.
Серафина Мартин в солнечных очках и с элегантным шарфом на шее вошла в офис своего сына. Наблюдая сквозь стеклянную стену своего кабинета, как она, улыбаясь, приветствует его сотрудников, Макс сам едва сдержал улыбку.
В конце своего пребывания в Венеции он все-таки пришел к своей матери и выслушал ее версию истории. Ему сразу стало легче, и он поделился с ней тем, что держал в себе. Сказал, что жалеет о том, что принимал ее в штыки все эти годы, что ему следовало поддерживать обоих родителей, а не отгораживаться от нее, словно она была врагом. Он даже пригласил ее к себе в Лондон. Она посмотрела его квартиру, но остановиться у него отказалась. Правда, согласилась, чтобы он оплатил ее проживание в фешенебельном отеле на Парк-Лейн.
И он все сделал это сам, без помощи Руби. Она бы им гордилась, если бы узнала об этом.
Макс проигнорировал тупую боль в груди. Эта рана вряд ли когда-нибудь затянется.
Войдя без стука в его кабинет, Фина села в кожаное кресло и улыбнулась:
— Шопинг утомительное занятие, правда?
Макс нахмурился:
— Ты, кажется, собиралась заехать в два часа, а уже начало пятого.
— У меня была еще одна встреча.
— Правда?
— Я встречалась в «Ритце» с Руби.
Был солнечный августовский день, но Макс весь похолодел.
— Она подарила мне это. — Фина достала из сумочки прямоугольную карточку и протянула ему.
Это была открытка с изображением мрачного на вид голубя, охраняющего Тауэр. Макс сразу узнал стиль.
«Она это сделала? Неужели она правда это сделала?»
Его мать забрала у него открытку и убрала ее в сумочку.
— Я сказала ей, что голубь напоминает мне кого-то, кого мы обе знаем, но она сказала, что не видит этого.
— Я так не хмурюсь.
— Ты делаешь это сейчас, дорогой.
— Как у нее дела? — произнес он нарочито небрежным тоном.
Ему было тяжело знать, что они с Руби живут в одном городе. Он перебрался бы в Венецию, если бы руководство института не приняло с восторгом его проект.
И этим своим успехом он тоже обязан Руби.
Его мать посмотрела на него как на провинившегося ребенка:
— Скажи мне, Массимо, когда ты перестанешь валять дурака и признаешь, что по уши влюблен в эту девушку?
Сейчас, когда он увидел открытку, он понял, что поступил правильно. Останься Руби с ним, она бы не сделала этот шаг.
— Ты умный мужчина, сынок, но, ей-богу, иногда ты бываешь тупицей.
— Спасибо, мама, — процедил он сквозь зубы.
Поднявшись, она подошла к нему и посмотрела на него глазами полными сочувствия.
— Ты не такой, как твой отец, Массимо. У тебя есть шанс все исправить и стать счастливым. Не упусти его.
— Почему ты так в этом уверена?
— Потому что я подарила тебе жизнь. Потому что я знаю тебя. Потому что я вижу, как ты изменился этим летом.
— Я не знаю, как ей сказать.
— Просто скажи, что любишь ее. Что она нужна тебе. Дальше все получится само собой. — Она поцеловала его в щеку и потрепала по руке. — Ладно, не буду больше тебя отвлекать. Снаружи меня ждет такси с полным багажником покупок. Увидимся завтра, — сказала она и направилась к двери.
Вместо того чтобы работать, Руби тупо смотрела в окно. Полоска неба между высокими узкими зданиями была того же цвета, что и в тот день, когда Макс отвез их на волшебный пляж.