Две недели в Венеции
Шрифт:
Прежде всего, она должна узнать, что испытывает к ней Макс и насколько сильны ее чувства к нему. Ведь если они продолжат отношения, а он по-прежнему будет скуп на эмоции, она не сможет довольствоваться крохами и сбежит, а Макс еще сильнее замкнется в себе, и они оба будут несчастны. Она не хотела, чтобы они повторили судьбу его родителей.
Походив взад-вперед по комнате, она в конце концов рухнула на кровать и со стоном разочарования ударила кулаком подушку.
Единственный вывод, к которому она пришла на данный момент, состоял в том, что вместе
Новое открытие, которое она внезапно сделала, стало для нее настоящим потрясением.
Возможно, причина его сдержанности не в нем, а в ней.
Она не может осуждать его за то, что он не доверяет женщине, которая не способна нигде надолго задержаться. Поэтому ей нужно убедить его в том, что за эти две недели она изменилась и способна на что-то серьезное и продолжительное. Что он может без всяких опасений отдать ей свое сердце.
Но как ей это сделать?
Слов Максу будет недостаточно. Ему нужны ощутимые доказательства.
Она принялась изучать замысловатый орнамент на потолке, и через несколько минут ее осенило.
Ну конечно же! Как она сразу не догадалась?
Взяв мобильный телефон, она принялась набирать сообщение.
Глава 14
Планы для института изобразительных искусств были почти закончены. Последние несколько дней он вставал в четыре утра, чтобы поработать над ними, но всякий раз с нетерпением ждал десяти часов, когда он мог выйти из библиотеки и увидеть Руби.
По пути в гостиную он обычно гадал, что она наденет. Гардероб, который уместился в ее рюкзак, был небольшим, но в разных сочетаниях вещи создавали множество разных образов.
Но дело было не только в одежде. Каждый день Руби Лэнг приносила в его жизнь что-то новое, свежее, волнующее. Во время их первой встречи он думал, что ей нужно повзрослеть и остепениться, но потом понял, что она яркая, смелая, жизнерадостная — в общем, удивительная. Что он не хочет, чтобы она что-то в себе меняла.
Таймер на его часах пикнул, и он оторвался от экрана ноутбука. Без двух минут десять. Ему пора идти. Он хорошо потрудился и теперь может провести время с Руби.
Его нисколько не расстраивало то, что с ними почти всегда была София. Напротив, он был даже рад, что есть причина, не позволяющая ему торопиться, иначе он уже сделал бы Руби своей.
Она хочет новых впечатлений? Она хочет романтики? Он готов сделать так, чтобы Венеция навсегда запала ей в душу. Ему хотелось говорить о мечтах и планах на будущее, и он не делал этого только потому, что боялся ее отпугнуть.
Ему просто нужно заложить фундамент для их будущих отношений, прежде чем вернется Джиа и заберет Софию.
Когда он вошел в гостиную, Руби и его племянница, как всегда в это время, рисовали. София, которой «рыбки», очевидно, уже надоели, раскрашивала принцессу в пышном бальном платье. Руби склонилась над своим альбомом. Макс тихо подошел к ней сзади и заглянул ей через плечо.
Она рисовала черной ручкой гондолу, плывущую перед палаццо. Ее стиль был оригинальным и интересным, линии — плавными и выразительными.
Вот то, на чем ей следует строить свою дальнейшую профессиональную деятельность, но он чувствовал, что ей не хватает уверенности для того, чтобы начать заниматься этим всерьез. Он бы с радостью помог ей обрести уверенность, если бы знал, как это сделать. Ведь это она заставила его взглянуть по-другому на его проект и вернула ему вдохновение.
Ощутив его присутствие, она вздрогнула и повернулась с улыбкой:
— Подглядываешь?
Макс наклонился и поцеловал ее.
— Виноват, — ответил он и кивнул своей племяннице, которая так густо закрасила принцессу оранжевым карандашом, что контуры, нарисованные Руби, были едва видны.
Руби рассмеялась:
— Она все делает основательно. В кого она такая? Может, в своего дядю?
«Не дай бог», — подумал он.
— Вы готовы идти на прогулку? — спросил он.
Руби кивнула.
— Мы собирались покормить голубей на площади Сан-Марко, не так ли?
Когда Руби поднялась, он нахмурился. Он уже видел ее в этих джинсах и футболке, но в этот раз что-то было не так. Затем он понял, что все дело в отсутствии аксессуаров. Она снова его удивила.
Путь от Ка’Дамиани до площади Сан-Марко обычно занимал десять минут, но, поскольку они не взяли коляску для Софии, у них ушло в два раза больше времени. Оказавшись на площади, София начала бегать за голубями. Те взлетали, а потом снова садились в нескольких футах от нее. Макс и Руби с улыбкой наблюдали за ней.
— Твой сегодняшний рисунок очень хорош, — сказал он Руби, взяв ее за руку и почувствовав ее тепло. — Я, правда, считаю, что тебе следует заниматься этим всерьез. Твои зарисовки Венеции намного лучше, чем картинки и открытки, которые продают втридорога туристам.
Макс думал, что его комплимент доставит ей удовольствие, но она поджала губы и уставилась на огромную площадь с ее аркадами и колоннами.
— Нет. Я, пожалуй, оставлю это пока в качестве хобби.
Сдвинув брови, Макс стал ждать, что она скажет что-нибудь более веселое, но она просто вздохнула. Сегодня с ней явно что-то не так.
— Пойдем дальше, — сказал он.
Кивнув, она позвала Софию. Малышке не хотелось оставлять голубей, но она, немного повозмущавшись, подчинилась.
Идя рядом с Руби, Макс понял, что она странная не только сегодня. Что уже несколько дней она ведет себя более сдержанно, меньше смеется. Может, это как-то связано с рисованием?
Она говорила, что хочет найти свое призвание. Для Макса было очевидно, что рисование — это то, что она по-настоящему любит. Она не может не рисовать. За эти две недели он видел множество ее набросков на бумажных салфетках, на обратной стороне рекламных листовок — в общем, на любых клочках бумаги, которые попадались ей под руку. Почему она сопротивляется? Почему не понимает, что уже нашла дело всей своей жизни?