Две параллельные

Шатен Галина

– Пожалуйста, - любезно говорит полицейский, интересно, сколько он получил на лапу, думаю немало, судя по костюму, этот чувак купается в деньгах.

– Денис, я тебя прошу, сними с него наручники - неожиданно морщится Юрий, и на мое удивление браслеты исчезают с моих рук. Страшные-Глаза выходит, а я тру свои запястья.

– Ты впервые здесь?
– спрашивает меня Юрий, я, молча, киваю, думая, что у него здоровые кулаки, судя по большим рукам, - тебе страшно?

Я никогда не был трусом и не собирался им становиться.

Я был готов ответить за свои действия.

– Делайте что задумали, - говорю я.

Мужчина удивлено поднимает брови.

– А что же, по-твоему, я задумал?

– Побить меня.

Мужчины выдыхает и качает головой, он смотрит на свои руки.

– Так было бы легче, не так ли?
– спрашивает он.

– Да, - честно отвечаю я. И мы замолкает на минуту.

– Я против насилия, оно не ведет к результату.

Я вспоминаю своих должников, и их испуганные лица.

– Еще как ведет, - усмехаюсь я, хотя мне совсем не смешно.

– Насилие порождает насилие, - как заклинание произносит Юрий - Ты состоишь в банде?

– Ничего не слышал о бандах,- пожимаю я плечами. Он указывает на мою тату, которая на левом плече в виде тени волка, воющего на невидимую луну. В братстве такая была у всех. Я вновь пожимаю плечами, на этот раз молча.

– Как тебя зовут?
– спрашивает Юрий

Я на мгновенье задумываюсь, какое имя мне ему сказать.

– Микаэл, - отвечаю я.

– У тебя есть родные?

– Мама и сестренка.

– Отец?

– Под землей, - мрачнею я.

– Что с ним случилось?

– Чувак, он умер, - я запускаю руки в волосы, - иначе, что ему ещё там делать?

– Ты понял мой вопрос.

– Его убили, - нехотя отвечаю я.

– Кто?

Я лишь пожимаю плечами, как можно ответить на вопрос, на который не знаешь ответ.

Мужчина встает на ноги и начинает выверять пол большими шагами от стенки к стенке. А я чувствую легкое облегчение, и слегка расслабляюсь. Я смотрю на железную дверь, только бы я смог смыться, залечь на дно. Но я понимаю, что в данных обстоятельствах это просто нереально.

– На сколько меня посадят? Спрашиваю я, от его хождений начинает кружиться голова, да и ушибленная нога начинает ныть. Он останавливается, смотрит на меня и садится снова напротив.

– Ты никуда не сядешь, - говорит он. От удивления у меня пропадает дар речи.

– Не сядешь, - повторяет он более уверенно.

– Чувак, у меня нет денег, и тем более их нет у моей мамы.

– Лапушка Юрий Викторович - говорит мужчина.

– Чего?

– Меня зовут Юрий Викторович.

– Денег все равно нет, - хмурюсь я. Серьезно, у этого человека в дорогом костюме фамилия Лапушка? Серьезно? Тем временем он закусывает нижнюю губу и задумчиво смотрит в сторону.

– Слушай, Микаэл, вот что я тебе скажу, а ты подумай. У тебя существует два выхода из этой..эм...комнаты.

Либо твое дело передается моим давним другом в руки инспектора по делам несовершеннолетних, либо ты решишь поучаствовать в одной программе.

– В программе?
– не понимаю я.

– Да, видишь ли, я доктор психологических наук, и довольно успешный бизнесмен. Мне жаль мою машину, все же деньги на нее я зарабатывал тяжким трудом, но еще больше мне жаль тебя...

– Мне не нужна ваша жалость.

– Я в этом не сомневаюсь, - грустно вздыхает профессор психологических наук, - но хочешь ты того или нет, ты разлагаешься как личность, ведя такой образ жизни.

– Какой второй вариант?
– снова хмурюсь я. Он замолкает, закусывает губу.

– Ладно, - говорит он, - суть программы в том, что тебя помещают на месяц в незнакомую семью, в другую среду, так сказать, и ты учишься жить без своих темных дел ...если понадобиться, программа будет включать и лечение от наркотиков.

– Я не принимаю, - говорю я, и вижу сомнение в его глазах, и в принципе его можно понять, я был накачен наркотой со слов инспектора. И я не я, если не узнаю, кто меня так подставил.

– В общем, чтобы программа пришла в действо, нужен толчок. Этим толчком должен будешь быть ты.

– Вы промахнулись, профессор, - качаю я головой.

– Я так не думаю, - говорит он, - но выбирать только тебе.

Я на мгновенье задумываюсь. ' Тюрьма эта такое дерьмо, где тебя в один день могут отрахать во все дырки несколько чуваков', именно эти слова Размика из братства, отсидевшего за решеткой три года, всплывают в моей голове. И они не внушают оптимизма.

– Какая семья?
– неохотно спрашиваю я.

– Моя.

– Ваша? Вы будете наблюдать за мной как за чертовым хомячком? Что у вас для меня, клетка с колесом?

– У меня нет такой большой клетки, - вполне серьезно разуверяет меня Юрий Викторович, - но у меня есть дом, достаточно большой, и одна комната уже подготовлена для тебя.

– Ваш дом?
– удивляюсь я.

– Именно.

Мне на мгновенье кажется, что передо мной сидит сумасшедший. Но если у него ключи от моей свободы, мне пофиг, пусть это будет, хоть Чак Норрис.

– И что я буду делать в вашем доме?

– Ты будешь членом моей семьи.

Мне кажется, что мне слышится, но нет, он сказал именно это.

– У меня есть семья.

– Я в этом не сомневаюсь. И я не прошу от нее отказываться.

Наступает минутное молчание.

– А вам от этого что?
– спрашиваю я.

– Что?

– Что вы будете иметь с этого?

– Видишь ли, я оптимист по жизни, и я верю в исправление человека...некоторых людей. Я вижу в тебе много хорошего. Ты даже сам не видишь этого. И просто губишь себя. Так что, отвечая на твой вопрос, могу сказать так, хочу сделать мир чуть лучше.