Две половинки (Просто о любви)
Шрифт:
– Горжусь! – оценила сестрица. – И что, Степан Сергеевич, ты, выходит, остепенился? Можно ожидать совместного жития?
– Зачем? – искренне удивился Степан. – Ни мне, ни ей этого не надо!
– Ох, братишка, плохо ты знаешь женщин! – поясняла многомудрая сестрица. – Что тебе не надо, это понятно, а вот ей точно надо!
– Не думаю.
– Ну и какая тебе нужна женщина в таком случае, если Вера тебя не устраивает, чтобы жениться? – возроптала Анна.
– Комфортная, – ответил Степан, приступив ко второму блюду.
Анна выглядела пораженной до глубин души.
– Ты
Степан кивнул, не понимая, чем это так сестрицу проняло и что такого он сказал потрясающего до культурного шока.
– Слушай, Больших, а ты ничего не перепутал в жизни?!
Когда она злилась на него или хотела что-то растолковать, частенько обращалась к брату по фамилии.
– Может, тебе коврик в ванной поменять или матрац на кровати? Але, гараж! – И она помахала перед его лицом рукой. – Мы говорим о живой женщине, а не о предмете мебели! Живой! Со своими привычками, характером, комплексами, болячками, переживаниями, требованиями, трудностями! Ты не забыл, что это такое?
– Я не собираюсь жениться, что ты разошлась? – остудил ее возмущение Степан.
– А почему? – искренне и серьезно спросила Анька.
– Я уже был женат, если помнишь, мне хватило! – недовольно огрызнулся Степан.
– Да не был ты женат! – громко воскликнула Аня.
Некоторые посетители с любопытством посмотрели на их столик, но ничего интересного не последовало, и любопытствующие вернулись к своим тарелкам. А Степан посмотрел на сестру, удивленно подняв брови, огорошенный странным заявлением.
– Вы женились во сколько? В двадцать три? – почему-то зло говорила она. – А на фига? Ладно бы по залету, вынужденно семью создавали. Даже я, малолетка, понимала, что не такая у вас безумная любовь, что вы друг без друга жить не можете! А так вы решили узаконить занятия сексом, переквалифицировав их в поощряемое государством размножение! И женились-то потому, что была бабушкина квартира! Вот если б перед вами маячила перспектива жить либо с ее родителями, либо с нашими и со мной в придачу, вы бы поженились?
Она кипела негодованием, его младшая сестренка, понимавшая и чувствовавшая больше его, старшего брата, что-то такое про жизнь и про самого Степана.
«Женились бы? – задумался он и сделал открытие: – Вряд ли! Да, вряд ли! Действительно, не такая уж безумная любовь у нас была, что мы дня друг без друга прожить не могли и все равно где жить, лишь бы вместе! Права Анька, вряд ли женились бы!»
А сестрица его размышления и выводы прочла с его лица, как с листа текст.
– Вот именно! – тем же недовольным тоном, с напором сказала она. – Вот ты сейчас, с высоты своего возраста, понимаешь, что двадцать три – это детский сад, подростковая группа? Время было совсем другое, и, может, что у вас и получилось бы, если бы все оставалось как раньше – карьеры, зарплаты, уважение к врачам. А как бабахнуло, два перепуганных ребенка кинулись друг к другу с требованием: «Ты меня должен успокоить, поддержать, помочь!» – «Нет, ты меня! Чего тебя успокаивать!» Ты знаешь, почему вы ребенка не родили?
– Видимо, ты знаешь лучше, – давно перестав есть, внимательно слушал ее Степан, тихо заводясь.
– Потому что не
Она посмотрела на него в ожидании ответа. Он молчал, не ответил. А что отвечать?
– Знаешь, – сбавив напор, задумчиво продолжила поучения сестрица, – я ведь Надюху понимаю, почему она тебе устроила такой развод. Не оправдываю, но понимаю. Ей хотелось, чтобы ты оценил все, что она делала. Оценил, похвалил, признал, что она молодец и спасла вашу семью. А ты высокомерно отвергал все ее начинания. Ей казалось, что только она во всем права, и убеждена была, что не для себя делает, а для вас. Это потом уже так втянулась в бизнес, оказавшись талантливой и удачливой бизнес-леди, что он для нее стал главным в жизни, а начинала-то она с идеи о благополучной материально семье.
– А я, значит, не оценил, гад такой, и поделом мне по мордасам? – возмутился Степан.
Анька снова повысила голос, отчитывая его с вдохновением:
– Ну, наваляла тебе Надюха, так что с того? Ей тяжелее, она женщина и уверена, что ты ее обидел! Можно подумать! Натерпелся он! Теперь по Верам отсиживается!
– Анька, что ты орешь на меня? – спокойно спросил Степан.
– Да потому и ору, что люблю тебя, непутевого! И возмущаюсь глупостью твоей! Ты боишься и избегаешь того, что никогда не пробовал: настоящей любви, настоящей семьи, детей, настоящей женщины рядом! Твоей!
– Поверь мне, Вера вполне настоящая, – не согласился ни с чем из ее пламенной речи Больших.
Анька махнула на него безнадежно и расстроенно рукой и даже поморщилась, осознав тщетность попыток вразумить брата.
– Настоящая-то она настоящая, да только это не твой коржик!
Все еще кипя, но спокойнее, без надрыва, спустив пары, высказала свое отношение к Вере Анна:
– Этот ее характер евангелистского свойства: терпение, смирение, прощение! Хорошо, конечно, но до тошноты чувствуешь себя грешным и постоянно виноватым не пойми в чем! А ты у нас другой, настоящий, живой и грешный!
Она еще долго что-то втолковывала ему, рассказывала о том, что такое истинные отношения между мужчиной и женщиной. Степан почти не слушал – смотрел на сестру и тихо радовался, что она такая замечательная у него, что она-то точно со своим Юрой нашла то самое, настоящее, что так хотела для него, своего непутевого старшего братца.
– Эй! – затряс его за плечо Лев Гурьевич. – Думай не думай, Сергеич, от дум ничего не изменится! Подъем! Прибыли, снижаемся!
За месяц, прошедший с исторического дня ухода из ее жизни Степана Больших, Стаська довела себя переживаниями до предела.