Две половинки (Просто о любви)
Шрифт:
Нет! Никаких новостей! Никаких спасателей!
– Правильно! – похвалил он.
Стаська не поняла, что именно похвалил – ее мысли или признание в игнорировании новостных передач?
– И что там у вас?
– Холодно. Снег. Ветер. Пыли много. Горы. Нормально.
Он замолчал.
«Зачем я ей позвонил?! Сказать про горы, пыль и холода?! Не надо было звонить! Что-то я насочинял себе про понимание, про нее, про нас, с усталости, что ли? Не надо было звонить! И что дальше бодрить голосом? Скажи: „Пока, извини, что разбудил“. Давай!»
И она помолчала. И вдруг неожиданно спросила:
– Все так плохо? Тебе совсем тошно, да?
Поставив локоть на колено, он уперся лбом в ладонь, прикрыв глаза. Она поняла! Стаська услышала все правильно! И перестав притворятся, сказал устало:
– Терпимо.
Ну, не до такой же степени его приперло, чтобы жаловаться!
Он все-таки главный! Вожак!
Они молчали, без слов слыша друг друга: она – про то, что он так и не сказал, он – про то, что она поняла.
– Ты справишься, – нарушила молчаливый разговор Стаська. – Только ты и можешь справиться, Больших!
– Нормально, – хрипнул горлом Степан, чувствуя, как предательски защипало под веками. – Не впервой.
Как там сказала его сестрица Анна?
«Знаешь, что такое два человека вместе? Это когда все вместе – и горе, и радость, как бы банально и избито это ни звучало! Это когда слышат и чувствуют без слов, на расстоянии, и изо всех сил стараются поддержать друг друга, помочь!»
Не знает он. Он такого не проходил!
– Так который час в Москве времени? – все еще с хрипотцой спросил Степан.
А потому что вариантов только два – либо начать признаваться ей в любви, по ходу объясняя, что он идиот, либо уйти на нейтральную тему и попрощаться!
Вот и выбирай!
Вот он и выбрал.
– Полчетвертого утра, – во второй раз приняла его выбор понявшая без объяснений его мысли Стаська.
Во второй раз!
И все в том же русле – мы порознь!
– Я тебя разбудил, – констатировал факт Степан.
– Ты меня разбудил, – подтвердила она и спросила: – Ты не жалеешь?
Все-таки характер у нее в наличии имелся, и покорно принимать его правила: шаг навстречу и побег – она не будет!
– Я не жалею. Я рад тебя слышать.
«И очень хотел бы увидеть!» – подумал он.
– Слушай, – разрешила Стаська.
«Лучше бы ты хотел меня видеть!» – не сказала она.
– К сожалению, не могу, время ограничено.
– Тогда пока! – решила прекратить эту пытку Стаська.
Ей хотелось спросить: «Ты еще позвонишь?»
– Пока! – попрощался Степан.
Ему хотелось сказать: «Я еще позвоню».
Но она не спросила, и он не сказал…
– Степан! – вдруг позвала Стаська.
– Да!
– Ты единственный, кто может там со всем справиться! Никто больше!
И нажала отбой.
Он посмотрел на трубку в руке, нажал кнопку отбоя, медленно, не сводя взгляда с большой тяжелой трубки с толстой откидной антенной, положил ее на табурет у кровати. Посидел так минуту.
Лег, повернулся на бок и мгновенно уснул.
Проснувшись следующим утром, Стаська кое-как умылась и понеслась к тетке. Она летела на крыльях, улыбалась, как душевнобольная, и орала, припрыгивая от радости, на весь подъезд, когда тетушка открыла дверь:
– Он позвонил!!! Он позвонил!!!
– Что и следовало ожидать, – невозмутимо высказалась княгинюшка, пропуская гремящую радостью несказанной племянницу в квартиру.
Два дня Стаська не могла толком ничего делать – она ждала! Она летала по квартире, пританцовывая, улыбалась и ждала следующего его звонка или приезда!
Дни капали, и тишина с той стороны пугающе и отрезвляюще сгущалась!
Радость перешла в недоумение, за которым настала трезвая оценка. Она сотни раз прокручивала их разговор в голове – все слова, интонации, вздохи, молчания, недоговоренности – и призналась себе, что все правильно услышала и поняла – он не позвонит больше!
Что она себе придумала?! Он не позвонит и не появится в ее жизни!
На седьмой день, рано утром, после отупляющей бессонной ночи, Стаська встала с кровати и громко, на всю квартиру прокричала:
– Все, Больших! Иди ты к черту!
Через несколько дней они с Симой и Зоей Михайловной улетели в Вену.
Каждое утро Стаська просыпалась и говорила себе:
– Я не буду о нем думать! Я буду радоваться жизни!
И после произнесенного заклинания старательно начинала «радоваться жизни». Зимняя Австрия, долгие прогулки по городу, тихие уютные кафе с их интеллигентными выхоленными стариками, просиживающими часами за столиками с чашечкой кофе и невероятно вкусными десертами, – европейская благость. Осваивающая австрийскую кухню Зоя Михайловна, закармливающая всю семью разнообразными лакомствами, ночные «девичьи» посиделки и долгие разговоры с мамой и Симой, поездка в высокогорные Альпы, катание на горных лыжах, премиленький домик в окружении величественных сосен, прилагающиеся к отдыху развлечения – катание на санях, вечерние программы в ресторанах с кучей русских вездесущих туристов.
Красота!
Не отвлекло…
Не проходило, не забывалось и болело!
Когда летели назад, в Москву, Степан улыбался всю дорогу, вспоминая их разговор.
«Ты знаешь, который час в городе Москве?»
Как она поняла, услышала его без слов и сказала единственно правильные слова, который он, не понимая, не осознавая, ждал от нее, и эта Стаськина убежденность, встряхнувшая его: «Ты единственный, кто может там со всем справиться! Никто больше!»
«Умница ты моя!» – улыбался Степан своим мыслям.
Он рвался к ней, торопил самолет, события. Все! Хватит глупостей – только с ней! Вдвоем!
Какие такие страхи?!
Почему он уверен, что непременно будет плохо? Что все закончится расставанием – муторным, тяжелым?
Нет-нет – со Стаськой все по-другому! Так, как не было еще никогда у него и не будет ни с кем – только с ней!
И Анька права сто раз!
С какого перепуга он решил отказаться от единственной женщины? Что за бред?! Помутнение мозгов? Или он собака академика Павлова, чьим именем названа улица, на которой Степан Больших проживает, – один раз шибануло, так на всю жизнь рефлекс?