Две половинки темной души
Шрифт:
– Судя по всему, успешный.
– Да, жаловаться грех. У меня самая крупная в городе сеть автомоек и салон по продаже подержанных машин.
– Ничего себе! Это сколько ж денег нужно, чтоб начать такое дело?
– Ну, начинал я с малого, – улыбнулся Рома. – В нашем гараже машины нелегально «Керхером» мыл. Да еще таксовал на отцовской машине. А через год мне посчастливилось дешево приобрести площадь под мойку и магазинчик при ней. Правда, для того чтоб это сделать, пришлось дом продать.
– Вы что же, на улице остались?
– Нет. Еще квартира была.
– А отец… Почему он тебе не помогал? Ушел от вас?
– Нет, он погиб. Мы с мамой вдвоем
– Она очень хорошая, сразу видно…
Тут разговор пришлось прервать, потому что в банкетный зал влетел Валя и кинулся к матери. Торопливо чмокнув ее в щеку, мальчишка забрался на колени к Илье и стал со всеми знакомиться.
Валя был очень коммуникабельным. С удовольствием общался и с детьми, и со взрослыми. Быстро находил и с теми и с другими общий язык. И только с Костей не получалось, хотя Валя и пытался. Но, наткнувшись на стену равнодушия, прекратил свои попытки. Таня не уставала благодарить Господа за то, что он послал ей такого замечательного сына. Другой бы разобиделся на «отчима», а то и разозлился и поставил бы перед ней условие – бросить Костю. У ее коллеги Марины дочь не приняла нового избранника матери и добилась того, что та с ним рассталась. Истериками, бойкотами, прогулами занятий. Она даже из дома один раз сбежала, чтобы доказать матери, что не может находиться под одной крышей с «козлом» (она только так называла Марининого мужчину) и предпочитает на вокзале ночевать.
– Какой у тебя, Танья, большой сын! – удивилась Маринка.
– Он просто рослый, а так ему всего семь…
– Всего? Но тебе ведь нет и тридцати! У нас в твоем возрасте люди только начинают задумываться о детях, а у тебя уже такой богатырь! – Последнее слово она произнесла после паузы и с запинкой – не сразу вспомнила.
– А у нас женщины под тридцать уже считаются старородящими, – подала голос Лена.
– Предлагаю выпить за дам! – прогудел Илья. – Стоя!
– Надеюсь, не с локтя? – усмехнулся Рома.
– Это по желанию.
Мужчины поднялись вслед за тостующим. Данила – с задержкой. Не совсем понял, зачем нужно вставать, выпивая, так как не знал русских традиций.
Илья опрокинул в себя стопку виски. Костя от него не отстал. У Тани возникло нехорошее предчувствие, что он решил напиться. Рома опять сделал всего один глоток вина. А Данила отхлебнул пива. На столе пива не было, но по его просьбе принесли.
– Ну, американцы, а теперь расскажите о себе! – предложил Илья, взявший на себя обязанности тамады. – Как живете?
– О, у нас все ок! – отрапортовала Мэри, широко улыбаясь.
– А поподробнее?
– Я работаю в крупном журнале иллюстратором.
– О, ты рисуешь! Училась?
– Не в колледж… а у одного художника. Очень талантливого.
– А ты, Данила, чем занимаешься?
Брат, видно, отвык от своего имени, потому что прежде, чем он ответил, Маринка окликнула его «Дэн» и повторила вопрос.
– Я модель, – ответил парень.
Таня почему-то именно так и думала. Кем еще работать эффектному и недалекому парню, если не моделью. Одно непонятно: как он смог пробиться в бизнес красоты, имея физический недостаток? Или это сейчас в тренде, быть не таким, как все?
– И как у тебя идут дела? – поинтересовалась Таня.
– Ок, – услышала она привычный ответ.
– Покажешь журналы, для которых снимался?
– Нет с собой.
– В Интернете.
И снова «ок». Данила оказался не очень разговорчивым. Может, потому,
Вскоре Рома, извинившись, вышел из-за стола. Решил проведать маму. А веселье продолжилось без него.
Глава 8
Рома тихонько повернул ручку на двери и на цыпочках вошел в номер. Это был «сьют», состоящий из двух комнат. Роман заглянул в ту, где спала мать. Она лежала на кровати, накрывшись одеялом. Оно оказалось подтянуто так высоко, что закрывало уши. У Любови Михайловны была такая привычка – зарываться в одеяло лицом, но так как в духоте спалось плохо, она немного его опускала, чтобы высунуть нос.
Подойдя к кровати и наклонившись, Рома прислушался к ее дыханию. Ровное, привычное, значит, все хорошо. Мама совсем не храпела. Это было, конечно, неплохо (он читал где-то, что храп опасен для здоровья), но ему было бы спокойнее, издавай она какие-то звуки во время сна. Тогда он знал бы, что она жива. А у Ромы всякий раз, как он заходил к ней, сердце сжималось от страха: почему так тихо, вдруг умерла?
Он вышел, прикрыв за собой дверь. Но не покинул номер, а проследовал в ванную, чтобы почистить зубы. После вина во рту был неприятный привкус. Роман почти не употреблял алкоголя. Три раза в году выпивал фужер шампанского – на Новый год, Восьмое марта и мамин день рождения. Напиток этот ему нравился на вкус, а вот его действие нет. После шампанского его со страшной силой клонило в сон, а потом начиналась изжога. На банкетах он пил вино. Вернее, делал вид, будто пьет. Отхлебывал по граммулечке. И за весь вечер, дай бог, принимал «на грудь» граммов двести. Он пробовал совсем отказаться от спиртного на торжественных застольях, но пришел к выводу, что легче делать вид, что пьешь, чем объяснять, почему не пьешь. С Ильей бы точно долго препираться пришлось. А сколько таких, как он?
Почистив зубы, Рома вышел из ванной. Хотел сразу пройти к выходу, но вернулся в комнату матери. Вспомнил, что не проверил, есть ли у нее вода под рукой. Вдруг понадобится, чтобы таблетку запить?
Воды на тумбочке не оказалось, и Рома принес ее из мини-бара.
Пора возвращаться в банкетный зал, но не очень хотелось. Из-за Ильи, наверное? С ним были связаны самые неприятные детские воспоминания.
Рома ненавидел себя ребенком. Ненавидел настолько, что, если бы была возможность, он стер бы память, лишь бы она не выдавала картинки из прошлого, от которых у него в лучшем случае к горлу подступал комок. Его мутило от самого себя. Воротило от собственной никчемности. Но это еще цветочки. Иногда Роме хотелось разбежаться и удариться головой о стену. Чтобы все воспоминания из нее вышибло!
Когда его усыновили, он понял, что у него начинается новая жизнь. Радовался страшно. Хотя немного комплексовал. Считал, что на его долю выпало незаслуженное счастье. Боялся разочаровать новых родителей. И все равно положительные эмоции превалировали.
Приемную маму он полюбил с первого взгляда окончательно и бесповоротно. Она оказалась такой… такой… какой не была его настоящая мать. Нежной, заботливой, безгранично доброй. Звали ее Любовь. Мужа ее Виктором. И к нему у Ромы сформировалось двоякое отношение. Он то казался ему изумительным человеком, то злым и отталкивающим. С женой Виктор был всегда исключительно мил, обожал Любу, и она слова плохого от него не слышала. Зато с другими… Виктор мог обрушить на человека, чем-то ему не угодившего, шквал брани. А однажды при Роме он ударил соседа за то, что тот посмел косо, как ему показалось, на Любу посмотреть.